Царский сплетник и дочь тьмы
Шрифт:
Дверь содрогнулась от удара изнутри, но стрельцы не дали створкам распахнуться.
— Открывай, сын мой. Слово божие, праведником сказанное, вскроет цитадель любой души.
Очередной удар в дверь был такой силы, что створки затрещали.
— Была не была!
Стрельцы на мгновение разблокировали дверь, дав возможность скользнуть внутрь царскому сплетнику, и вновь всем телом навалились на створки. Они это вовремя сделали.
— Братва, тараном надо! Не фига плечи ломать!
Виталик едва успел увернуться от своей лихой команды, уже
Что интересно, тараном служила тоже дверь, явно снятая с косяка какой-то камеры. Третий удар не получился, так как Семен, несшийся на штурм в первых рядах, запутался в своих ногах (Виталик, отпрыгивая в сторону, очень ловко поставил ему подножку), и атака захлебнулась.
— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — поднимая Библию над головой, радостно приветствовал сплетник покатившихся по полу друзей.
— Еще один торгаш в рясе! Отпущения грехов мы себе на сто лет вперед купили, так что держись! — прорычал Семен, бросаясь на Виталика, и, сметенный лихим ударом ноги царского сплетника, отлетел обратно, сшибая по пути подельников.
— Торговая сделка отменяется, — обрадовал свою команду Виталик, откидывая с головы капюшон. — Покупатель налог с продажи не заплатил, фуфло позорное.
— Кэп! — заорал Семен.
— Да тихо ты!
— Молчу, молчу.
— По голосу узнал?
— Нет, по удару, — честно признался бывший боцман.
— Тюремная охрана где?
— По камерам распихана.
— Отлично. А вы что, того монаха взаправду отоварили?
— Да сдался он, — брезгливо сморщился Семен. — Мы ж не извращенцы. Такими мерзостями не занимаемся. Так, попугали малость.
— Жаль, мне было бы приятно. Значит, так, ребята, всех не наших зэков тоже в камеры…
— Уже запихали, чтобы не мешались, — успокоил сплетника Семен.
— Молодцы. Тогда быстро все сюда.
Команда сплетника сгрудилась около своего предводителя.
— Уши навострили. Слушаем и запоминаем. Уходить будем с помпой…
Приемная комиссия на тюремном дворе застыла в тревожном ожидании.
— Федот, проверь, как там у святого отца идут дела, — потребовал Гордон.
Воевода осторожно приблизился к двери, которую продолжали подпирать своими телами стрельцы, приложил к ней ухо.
— Ну что там? — нетерпеливо спросила Василиса.
— Затихли чегой-то. А ну-ка, ребятушки, в стороны разойдитесь, я загляну. Бердыши наготове держите. А то мало ли чего.
Стрельцы отошли в сторону. Двери тут же распахнулись, грянула песня, и на тюремный двор вышла команда Виталика.
Боже, царя храни. Сильный, державный…«Святой отец» возглавлял шествие с высоко поднятой над головой Библией в руках, задавая темп, и громче всех драл глотку:
Царствуй на славу, На славу нам!Приемная комиссия с отпавшей челюстью провожала взглядом лихой отряд, двигавшийся стройными рядами в колонне по два. Отряд шел, чеканя шаг по направлению к выходу с тюремного двора, и пел так вдохновенно, что даже стрельцы Федота поспешили вытянуться во фрунт, выпятить грудь колесом и щелкнуть каблуками.
Царствуй на страх врагам, Царь православный…— Вот именно! Православный! — восторженно взвыл патриарх.
— А-а-а… куда это они? — растерянно спросил Гордон.
— В церковь, конечно, куда же еще? — воскликнул патриарх. — Грехи замаливать спешат.
Судя по тому, что скорость песнопения уже покинувших тюремный двор преступников резко увеличилась, они действительно спешили.
«Боже, царя храни, — частила перешедшая на бег трусцой команда Виталика. — Сильный, державный…»
Гордон почувствовал странную вибрацию в левой руке. Это тряслась его супруга, вцепившись в руку мужа.
— Что с тобой, Василисушка? — всполошился державный и только тут сообразил, что трясло ее не от внезапно нагрянувшей хвори, а от с трудом сдерживаемого смеха.
— Ты что, еще не понял, что это царский сплетник только что своих людей увел? — выдавила она из себя. — Прямо у нас из-под носа с нар выдернул.
Василиса все же не выдержала и начала смеяться в голос.
— Ну, наха-а-ал… — ахнул Гордон. — Ну, наглец! Может, догнать?
— Не стоит, сокол мой ясный. Еще по морде от него схлопочешь, и тогда ему точно эшафот грозит. А он нам пока живой и здоровый нужен. Ну чего столбом стоишь? Пошли хвалиться перед послами иноземными камерами улучшенной планировки. Только сначала стрельцов туда зашли. Мало ли чего орлы этого афериста успели там натворить.
Однако похвастаться перед иностранцами культурным обращением с заключенными им так и не удалось, так как Климент XIV, тот самый, который в миру Варфоломей Виссарионович, проявив вдруг недюжинное познание материала, выдал такую забористую фразу на давно уже мертвом языке с вплетением в нее исконно русских оборотов, что все еще кутавшийся в обрывках ряс подельников толмач с большим трудом подобрал синонимы для перевода. Но даже в самом мягком варианте это звучало приблизительно так:
— Ви здэс все жулик. Это ест потстроен! Узник натравливать на представитель святой церковь, найн!
— Так и не поняли ироды иезуитские, что со своим уставом в чужой монастырь соваться нельзя, — радостно сказал патриарх. — Ну что ж, братия, пришел и наш черед постоять за Русь-матушку да веру православную. В первую стойку…
Какая там первая стойка! Церковная братия рванулась защищать веру православную, наплевав на все стойки, работая и кадилами, и четками, и посохами странника одновременно не хуже современного спецназа!