Царское дело

Булыга Сергей Алексеевич

— Очень просто, — сказал дядя Трофим. — Сорока на хвосте принесла. И я поехал. А это туда — за Новгород. За Ладогу. За Валаам. И там этот колдун, лопарь, Уйме Пойме. Нехристь, конечно. Я, говорил, знаю, мало вашему царю править осталось, помрет он скоро, как соб… Тьфу! Прости, Господи! — Дядя Трофим перекрестился, потом продолжал: — Говорит: пришла комета, это она по его душу, гореть ему огнем, спалит она его, будет его огонь жечь изнутри… Ну, и так дальше, много всякого, мы все это записали. И повезли сюда. И здесь в застенок. Боярин князь Семен у него спрашивает: кто тебя, пес, подучил? А он: я сам. И еще: а вы

что, кометы не видели? Мы говорим: ну, видели. А он: тогда чего спрашиваете? Разве вы не знаете, для чего кометы запускаются? Чтобы дать нам знать, что скоро у нас будет большой огонь, потому что… Ну, ты понимаешь!

Маркел кивнул, что понимает. Дядя Трофим молчал. Маркел спросил:

— И что?

— А ничего! — сказал дядя Трофим. — Ему что?! Мы его на дыбу, он висит. Мы его в кнуты, а он опять висит. Государя принесут… — Тут дядя Трофим замолчал, пристально посмотрел на Маркела и строго сказал: — И ты не сболтни где по дурости, понял?!

Маркел кивнул. Дядя Трофим продолжил:

— Не ходит уже государь. Встать не может. Разнесло его всего! В чирьях весь! Огнем весь горит! А этот нехристь насмехается: не жилец ты, говорит, великий царь-государь, дни твои сочтены, помрешь ты в среду, в Кириллов день.

— Так сегодня уже вторник! — воскликнул Маркел.

— А завтра среда, — сказал, недобро усмехаясь, дядя Трофим. — Кириллов день завтра. Завтра срок. И я говорю: надо его на стряску! И сечь до кости, чтобы он порчу снял! А князь Семен отвечает: больше трех раз в день поднимать на дыбу не положено, таков закон. А я: какой закон! А если государь помрет?! А князь…

И дядя Трофим замолчал, начал оглядываться. А после перегнулся через стол и прошептал Маркелу на самое ухо:

— А князь Семен отвечает: значит, такова будет Господня воля!

И резко сел на место и перекрестился. Маркел тоже. Дядя Трофим посмотрел на бутыль. Маркел налил. Дядя Трофим сказал обычным голосом:

— А ведь так оно и есть: все мы под Богом ходим. Как он пожелает, так и будет. Вот за это мы и выпьем.

Они молча выпили. Дядя Трофим утерся и сказал:

— Я сегодня целый день там был, в застенке. Рук, ног не чуял, так устал! А после только пришел, только прилег вздремнуть, слышу: сани подъезжают. И это ты. А завтра мне с утра опять туда. Может, еще до свету. Так что мне сейчас много пить нельзя. А то поднимут ночью, и надо идти к царю, а я — как грязь! Разве это дело?

Маркел мотнул головой, что не дело.

— Ладно, — сказал дядя Трофим. — Хватит про это. Ты лучше про себя расскажи, что там у вас, как Карп, как воевода.

— Воевода у нас теперь новый, — ответил Маркел. — Старого еще по осени сменили. У нас же их почти что каждый год меняют. Чтобы корней не пускали.

— Да-а! — нараспев сказал дядя Трофим. — И так сейчас везде. Царь у нас строгий. А если с ним вдруг что? Кого после него садить? А… — и опять замолчал, начал невольно осматриваться, а после сказал в сердцах: — А! Наливай! Все равно вечер пропал. А завтра если даст Бог день, так даст, и чем голову поправить.

Маркел начал наливать, а сам подумал: темнишь ты, дядя Трофим, ох, темнишь, какая еще комета, не было этой зимой никаких комет, тихо было, слава Богу, а вот три года тому назад была, что правда, то правда, и бед она наделала. Подумав так, Маркел отставил на место бутыль и взялся за

шкалик. Они выпили.

— Надо закусывать, — сказал дядя Трофим. — А то вдруг и в самом деле посреди ночи поднимут и скажут: иди на службу! А как я пойду?

И он срезал себе еще кусок кабанчика. Маркел осмелел и спросил:

— А как это так получается, дядя Трофим, что наш такой грозный царь-государь вдруг какому-то нехристю такую волю дал?!

— Какую еще волю? — настороженно спросил дядя Трофим.

— Ну как какую?! — удивленно продолжал Маркел. — Ведь раньше всегда было как? Ведь же только государь почует или ему только подумается, что кто-то на него недоброе задумал, так, будь это хоть самый знатный боярин, а хоть и высший иноческий чин, он же его сразу на плаху! И голову долой! А тут какой-то лопарь — и вдруг напрямую царю говорит, что ему завтра не жить, и царь это терпит. Как такое понимать?!

Дядя Трофим помолчал, после даже поморгал глазами и очень сердито, но очень негромко спросил:

— Ты это что, с меня допрос снимаешь?

— Зачем допрос? — сказал Маркел. — Просто любопытно стало.

— Га! — громко выдохнул дядя Трофим уже не таким сердитым голосом. — А ты ловкий малый. И как это я тебя, когда у вас был, просмотрел?!

Тогда Маркел, уже совсем осмелевший, продолжил:

— И еще комета. Это про какую разговор? Не слыхал я в этом году про кометы.

Дядя Трофим недовольно нахмурился, пожевал губами, посмотрел на бутыль… Но кивать на нее не стал, а сказал уже вот что:

— Это была непростая комета. Не всем было дано ее видеть. А вот царь видел! И кое-кто еще другой. А ты кто такой?! Вот ты и не видел. И сколько можно болтать?! Я весь день был на ногах и завтра буду также, а ты знай себе лясы точишь. Тебе что?! Ты в разъезде, ты завтра можешь хоть до самого вечера дрыхнуть, а мне ни свет ни заря сразу в застенок, на службу. Ложись спать! Вот прямо здесь, на этой лавке. Завтра обо всем договорим.

Маркел спорить не стал и, осмотревшись, сразу начал разуваться.

— Погасишь свет! — строго сказал дядя Трофим, а сам развернулся и пошел к той двери, которая была возле ковра с пистолями.

Маркел поплевал на пальцы и взялся ими за лучину. Огонь пошипел и погас. Маркел положил шапку под голову, лег, закрыл глаза…

Но тут же спохватился и, опять открыв их, повернулся к иконам, к мерцавшей там лампадке, перекрестился и подумал, что в очень недоброе время приехал он в Москву. Не дай Бог, подумал Маркел дальше, с царем что-нибудь случится — что тогда? А что-нибудь случится обязательно! Помрет царь — будет один случай, выживет — будет другой. Если помрет, бояре между собой схватятся, потому что у царя два сына и одни бояре станут за одного, а вторые за второго, и что тут тогда в Москве начнется, даже представить страшно. Ну а если царь выживет, то он тогда сразу начнет розыск, откуда этот лопарь взялся, кто его научил такие речи говорить на государя, грозить ему смертью?! И как пойдет садить на колья, рубить головы, варить в котлах, веревками перетирать… И что там еще? А, вот, травить медведями. Подумав про медведей, Маркел вздрогнул, это ему было знакомо, он таким царя однажды видел. И, чтобы больше это не вспоминать, Маркел зажмурился. А чтобы совсем отвлечься, стал вспоминать слова дяди Трофима и думать, для чего ему было темнить…