Царство сынов Солнца
Шрифт:
Как и чинчи, курака каждого царства, вручая свои подношения, рассказывал Единственному о самом замечательном подвиге ушедшего к Солнцу родителя сапа инки и своих героев, не щадивших жизни ради сынов Солнца. Каждое царство кичилось своим далеким прародителем, символы которого угадывались в одеянии и головном уборе индейцев. Голова пумы, крылья гигантского кондора, ветвистые рога оленя, лоснящаяся шкура тапира или пятнистая кожа гигантской, анаконды безошибочно указывали, от кого брали свое качало люди всех царств в народов, объединенные сынами Солнца, дабы нести великую службу, возложенную на инков всемогущим Солнцем.
Но не пышность и не красота нарядов, не богатство подношений и даже не сегодняшние заслуги определяли порядок выступлений вассалов. Каждый народ и каждое царство находились на своем природном месте; кто первый, пришел еще к Манко Капаку, был и сегодня первым во всем; кто последним удостоился чести стать подданным Куско, был последним во всем…
Только на пятый день манифестации вассалов подошли к концу. И тогда наступил самый важный момент: Солнце должно было сказать своим сынам, что ждет их в новом году.
На большом камне-подставке жрецы уложили маленького черного ламенка, без единого пятнышка на гладкой и мягкой шкуре. Молниеносный удар жертвенного ножа, и в руках жреца уже трепещут сердце и легкие священного животного. Ни один орган не поврежден. Это большая удача и хорошее предзнаменование. Верховный жрец внимательно следит за тем, как жрец с ножом читает волю Солнца. Она записана в капризном узоре красных прожилок на розово-бледных, все еще чуть-чуть вздрагивающих легких ламенка. Но вот из рассеченного тела хлынула кровь, и ламенка отнесли к жертвенному огню, вспыхнувшему прямо от лучей-Солнца. Только инки владели этим секретом. Отсюда, превратившись в пепел, ламенок уйдет к Отцу-Солнцу.
Теперь уже не только площадь, а и весь огромный город знал, что на севере живут народы, с нетерпением ожидающие прихода сынов Солнца, что там, за землями чинчей, сапа инку ждет великая победа, которая обрадует Отца-Солнце.
И снова площадь приутихла. Толпа вассалов расступилась, пропуская через Кусипату цепочку шагавших парами маленьких детей, одетых во все белое, — цвет одежды уходящего к Солнцу человека. Их сопровождали жрецы инки и закутанные в длинные покрывала "невесты Солнца", распевавшие гимн счастья встречи с Солнцем. На лицах детей застыла странная гримаса одурманенного кокой человека, воспринимающего как во сне что-то торжественное и грандиозное, радостное и непонятное. Они прошли через всю огромную площадь, чтобы навсегда покинуть Пуп великой страны сынов Солнца…
И снова взрыв всеобщего ликования потряс каменные громады Куско.
Солнечный, огонь, принявший от людей священного ламенка, бережно перенесли в Кориканчу и дом Акльей. День и ночь его будут охранять, пока ровно через год наступит такой же день, и Инти снова зажжет свой огонь, и все повторится в строгой последовательности извечного порядка, установленного Солнцем…
Ровно девять дней продолжалось обильное возлияние и неуемное потребление пищи. Золотой трон Единственного приковывал к себе благодарные взгляды курак и полководцев. Теперь возвратными тостами, парными сосудами обменивались и сами кураки, и полководцы, похваляясь друг перед другом своими подвигами, своим происхождением или богатством. Однако никто не забывал превозносить мудрость и доброту сынов Солнца и Единственного, сумевшего всех примирить; даже смертельные враги стали добрыми соседями и верными вассалами сынов Солнца. Наконец произошло то, чего ожидали с великим нетерпением: в центр площади вышли сыны Солнца. Четыреста отважных воинов. Четыреста непобедимых мужей. Четыреста одинаковых плащей-накидок. Четыреста пар стройных ног, обутых в сандалии. Все одного роста, подтянутые, стремительные. Короткая стрижка и золотые диски в мочках ушей — знак принадлежности к клану правителей — завершали их царский наряд.
И только узкие налобные повязки с короткой бахромой были разными. Красная с перьями птицы корикэнкэ — у Единственного. Желтая — у наследника престола. Остальные были сплетены из разных цветных полос.
И вдруг на площади возникла живая цепь: рука в руку — первый с третьим, рука в руку — второй с четвертым, рука в руку — третий с пятым, рука в руку — четвертый с шестым… Четыреста пар рук — четыреста звеньев живой цепи.
Цепь колыхнулась. Нет, она не шагнула, а только качнулась назад, чтобы тут же сделать шаг вперед — все четыреста одновременно. И опять качнулась назад, и снова шагнула вперед, едва приметно ускоряя движение. Лица стали суровыми. Уже не легкость, а необоримая мощь управляла безукоризненной шеренгой. В такт тяжелому шлепку сандалий поплыла над площадью суровая песня, напоминавшая могучий, устрашающий рев морских раковин. И по мере того как убыстрялось движение танцоров, нарастала мощь многоголосого хора.
Но вот живая цепь стала сворачиваться в огромную спираль, в центре которой оказался трон Единственного. И тогда все увидели: Единственный, только что танцевавший во главе шеренги сынов Солнца, уже восседает на троне в золотом одеянии старшего из сынов Отца-Солнца…
…Наблюдатель видел, как наутро десятого дня по двум главным дорогам, уходившим на север и на восток, шли пестрые колонны вассалов. Такие же колонны, шагали на юг и на запад, но он никогда не увидит их, потому что предназначенное ему сынами Солнца место было здесь, и здесь он проведет ровно столько лет, сколько ему позволят его зоркие глаза и накопленный годами опыт. Потом он вернется домой, к своему айлью, но только никто не знает когда…
Глава V. Почему инки боролись с грамотностью
Кипукамайок. Рисунок из хроники Гуамана Помы
Тауантинсуйю было самым неграмотным из всех государств древнего мира, аналогичных по уровню социально-экономического развития. Все население страны было неграмотным в буквальном понимании этого слова, а последнего грамотного тауантинсуанца просто сожгли на костре. И сожгли именно за то, что он был грамотным. Да и как можно быть грамотным, если нет письма?
Даже страшно себе представить всю чудовищную нелепость ситуации, когда все, буквально все нужно говорить, вслух, чтобы это «все» стало достоянием хотя бы еще одного человека. Написать нельзя. Прочесть нельзя. Тайно оповестить нельзя. Подробно изложить нельзя. Составить тезисы для выступления нельзя. Заготовить речь нельзя. Даже списать нельзя. А как быть в случаях с плагиатом? Как доказать, кто у кого и что именно подслушал, чтобы выдать за свое?
Говорят: "Слово не воробей, вылетит — не поймаешь". В Тауантинсуйю все слова порхали, как воробьи. Казалось бы, отсутствие письма гарантировало их неуловимость, однако в умелых руках сынов Солнца такая неуловимость слова легко могла стать своей противоположностью. Вот почему в империи инков слов на ветер не бросали. Сыны Солнца не любили этого.
Но письмо — явление стадиальное, и если с этих позиций рассматривать случай с Тауантинсуйю, то отсутствие письма у инков требует… доказательств.
Прежде всего государственное устройство, подобное царству инков, не могло существовать без фиксации устной речи. Не нужно обладать специальными знаниями, чтобы убедиться в этом. Задайте себе вопрос: как уберечь от искажения некое распоряжение, которое следует передать в возможно короткий срок из Куско, например, в Кито, если нет письма?
Конечно, человеческая память достаточно надежный хранитель информации и можно поручить специально натренированному запоминальщику дословно воспроизвести любой по величине и содержанию текст. Правда, здесь не обойдешься без потери времени, да и сам сочинитель текста должен знать его наизусть, чтобы обучить ему запоминальщика. Это непростая проблема, особенно для Тауантинсуйю, где единственным средством переноса информации был человек. И вот почему.