Царствование императора Николая II
Шрифт:
«Мюрцштегская программа» реформ в Македонии сводилась к следующему: в управлении Македонией должны были участвовать прикомандированные к губернаторам представители России и Австро-Венгрии; в жандармерию должны были быть введены иностранные инструкторы; в судах должно было быть поровну христиан и мусульман. Турция приняла эти требования, но их выполнение и в дальнейшем «оставляло желать лучшего».
Не будет преувеличением сказать, что ключом ко внешней - и в известной степени ко внутренней - политике первого периода царствования императора Николая II следует считать вопросы Дальнего Востока, «большую азиатскую программу». Во время Ревельского свидания государь сказал императору Вильгельму, что он питает особый интерес к Восточной
Государь и в ревельской, и в данцигской беседах соглашался в принципе, что всякая ссора между Россией и Германией была бы только в интересах революции. Его, однако, в первую очередь интересовало другое: какую позицию займет Германия в делах Д. Востока? А в этом отношении Вильгельм II избегал принимать на себя какие-либо определенные обязательства. «Адмирал Атлантического океана приветствует адмирала Тихого океана», - таким сигналом прощался в Ревеле германский император с русским царем. В этом приветствии было больше заносчивости, чем лести: Россия была в ту пору близка к первенству на Тихом океане, тогда как германский флот в 1902 г. не мог равняться не только с английским, но и с французским флотом.
Рост русской мощи тревожил все другие державы, в том числе и Германию. «Если Англия и Япония будут действовать вместе, - писал Бюлову (5.III. 1901) Вильгельм II, - они могут сокрушить Россию… Но им следует торопиться, иначе русские станут слишком сильными».
Еще определеннее выражался Бюлов в любопытном меморандуме от 12 февраля 1902 г.: «Бесспорно, к самым примечательным явлениям момента принадлежит постепенное выявление антирусского течения, даже там, где этого меньше всего ожидаешь… Для меня растущая русофобия - установленный факт, в достаточной мере объясняющийся событиями последней четверти века». Бюлов указывает затем на быстрый рост русской мощи в Азии, на ожидающийся распад Турции… Действительно, при обеспеченном азиатском тыле Россия могла бы и на Ближнем Востоке заговорить по-новому. Линия России шла вверх; со страхом и завистью смотрели на нее другие.
Примечательно - и трагично - что «большая азиатская программа», оцененная по достоинству иностранной дипломатией, встречала полное непонимание в русском обществе, которое что-то лепетало о «маньчжурской авантюре» и готово было искать причины русской политики на Д. Востоке, единой в течение всего первого периода царствования государя, в материальной заинтересованности каких-то «царских адъютантов»… в лесных концессиях на территории Кореи. Это поняли задним числом и представители русского «марксизма». «Нет более убогого взгляда на вопрос, чем взгляд буржуазных ( ? ) радикалов, сводивших все дело к концессионной авантюре на Ялу», - пишет коммунистический «Красный Архив» (№ 52) и повторяет в другом месте: «Концепция об авантюризме различных придворных клик является не только недостаточной, но и убогой».
Главным препятствием на пути к русскому преобладанию на Д. Востоке была, конечно, Япония. Столкновение с нею предвиделось государем уже давно, хотя всегда была надежда, что страх перед силой России удержит Японию от нападения. Государь учитывал, что близость к театру возможной войны и отсутствие удобных сообщений между Европейской Россией и Д. Востоком даст Японии на первых порах преимущество, и не желал столкновения и вообще, а особенно пока не был закончен Великий сибирский путь.
«Я не хочу брать себе Корею, - говорил государь принцу Генриху (в октябре 1901 г.), - но никоим образом не могу допустить, чтобы японцы там прочно обосновались. Это было бы casus belli. Столкновение неизбежно; но надеюсь, что оно произойдет не ранее, чем через четыре года - тогда у нас будет преобладание на море. Это - наш основной интерес. Сибирская дорога будет закончена через 5-6 лет».
Поздней осенью 1901 г. видный японский государственный деятель, маркиз Ито, приезжал в Россию для того чтобы попытаться заключить соглашение о размежевании сфер влияния. В основе его предложение сводилось к тому, чтобы за Россией осталась Маньчжурия, а Япония бы получила свободу действий в Корее. В то время Россия уже владела Маньчжурией, а Япония еще искала возможности найти опорную точку на азиатском материке. Соглашение не давало России ничего нового. «Полный отказ от Кореи составит слишком дорогую цену для соглашения с Японией», - высказался по этому поводу военный министр А. Н. Куропаткин, государь пометил на докладе о переговорах с маркизом Ито: «России никак нельзя отказаться от прежнего ее права держать в Корее столько войск, сколько там находится японских». Трудно сомневаться в том, что Япония, укрепившись в Корее, заявила бы дальнейшие притязания; не следует также забывать, что лишение покровительства Кореи, полагавшейся на русскую защиту против Японии, нанесло бы тяжкий удар престижу России в Азии.
Следующим ходом в дипломатической игре на Д. Востоке было заключение англо-японского союза - 30 (17) января 1902 г. Англия и Япония обещали друг другу дружественный нейтралитет в случае войны против одной державы и военную поддержку - в случае борьбы с двумя.
Русская дипломатия тотчас же учла значение этого шага и приложила большие усилия для того, чтобы побудить Францию и Германию на «контрвыступление». Германское правительство, однако, уклонилось от участия, вопреки настояниям германского посла в С.-Петербурге Альвенслебена, указывавшего, что государь придает этому выступлению большое значение и что отказ может сильно повредить русско-германским отношениям. Франция, со своей стороны, корректно выполнила свой долг союзницы: 16 (3) марта была опубликована франко-русская декларация, отвечающая на англо-японский союз, хотя и несколько расплывчатая по содержанию: в случае «агрессивных действий третьих держав» или «беспорядков в Китае» Россия и Франция оставляли за собою право «применить надлежащие средства».
Корея сохраняла между тем формальную независимость, а корейское правительство еще с ранних времен русско-корейской дружбы выдало лесные концессии нескольким русским военным. Ввиду надвигавшейся опасности столкновения с Японией эти концессии, расположенные преимущественно в районе пограничной (между Маньчжурией и Кореей) реки Ялу, открывали возможность не только изучить местность, но и подготовить некоторую передовую оборонительную линию, «заслон» перед маньчжурской границей. Об этих стратегических задачах, разумеется, нельзя было открыто писать, и в русском обществе сложилось превратное представление, будто речь шла о каких-то исключительно выгодных концессиях, которые «жадная придворная клика» никак не хочет отдавать Японии, хотя бы это грозило России войной.
В 1902 г. С. Ю. Витте совершил поездку на Дальний Восток и вынес из нее весьма пессимистические впечатления. Он склонялся к мнению, что русское дело там проиграно, и готов был советовать самые крайние уступки. Государь, со своей стороны, посылал от себя на Д. Восток «разведчиков» (из которых наибольшую известность получил статс-секретарь А. М. Безобразов). Считая азиатскую политику «задачей своего правления», государь не мог согласиться с пессимистическими выводами Витте; если многое еще не доделано - необходимо удвоить усилия; если сейчас соотношение сил невыгодно - следует «лавировать», но никоим образом нельзя отказываться от выполнения исторической миссии России.
На опасность положения указывал и командующий русскими вооруженными силами на Ляодунском полуострове адм. Алексеев; но он требовал принятия срочных мер по усилению обороны на Д. Востоке, а не давал совета «свертываться».
Япония энергично готовилась к войне; она построила себе в Англии значительный флот и вела переговоры о покупке некоторых южноамериканских судов. Наступал опасный момент: Сибирская дорога была не вполне закончена (сквозное движение открылось в августе 1903 г., но не хватало Круго-Байкальской дороги, а переправа через Байкал на судах-паромах создавала «пробку» посреди пути); а из русских броненосцев новейшего образца был готов только один («Цесаревич»).