Цех
Шрифт:
— Вещи, они, конечно, все индивидуально настроены, под клиента подогнаны. Только для испытаний настройки меняют. Делают это жестянки. Да они и всё остальное делают. Я на мастерстве контроля только четвертый разряд имею.
— За мной числятся четыре клуба и одно неформальное объединение. Пловцы, кулинары, историки, модники. И прыгуны — те, которые с тарзанками сигают. С пловцами все просто, они на экологии повернуты. Ихтиандрами прикидываются, хотят к природе ближе стать. Всё требуют себе таких аквалангов, чтобы от рыб не отличаться. Им еще до меня полный набор выдали, теперь
— Кулинары — те посложнее. У них уже мечты возвышенней. Хотят стать лучше через прием пищи. Сейчас у них церемонии на уме. Обеды дают — натуральные ритуалы. Я сверял с историческими постановками, теми, что машины конструируют. Отвращения нет. Каждый в клубе уже стал поваром высокого класса. Холестерин рассчитывают, калории.
— Давайте об историках, — мягко прервал его следователь.
— Так, — Зулус почесал затылок, — Эти самые сложные. Хотят в прошлом отыскать душу эпохи. Считают, если найдут дух нашего времени — станут умнее машин. Смогут предсказывать их действия быстрей всяких расчетов. Сильно мистикой увлекаются — ауру впитывают, с умершими переписываются.
— Для этого заказывают предметы? Фокусничают?
— В том-то и загвоздка, — Максим потянулся за кастетом, — Электронику признают только потому, что сейчас все на неё завязано. Хотят понять её душу. А виртуалку презирают. Насмерть!
На соткавшемся из воздуха экране стал виден сеанс. Не старая еще женщина, завязав глаза шарфом, протягивала ладони к компьютеру. Пыталась угадать, какое число тот высветит на дисплее.
— Это из представительского ролика, что сами о себе сняли, — лучшего материала у Зулуса не нашлось, — И с предметами большая возня каждый раз была. Они хотели себе вещи, которые не смогут навязать им свой вкус. Чтобы предмет понимал их, но не был определяющим, не навязывался.
— Мягкий режим?
— И это не то. Они требовали слишком хороших учебных программ. Мне один из них сказал: если дать обезьяне заряженный пистолет, она рано или поздно выстрелит. Не потому что разберется в устройстве, просто спустит курок. Так и мы — не можем стать расчетливее машин, но хочется повысить возможности за счет выстрелов. Такие качества он оценил больше всего. Только! — Максим поднял руку, — Это был не самоубийца.
— Считаете, что компьютеры начали убирать конкурентов? — следователь был серьезен, но в уголках его рта пряталась улыбка. Практикант нейтрально пожал плечами.
— Правильно. Какие из них конкуренты? — следователь, будто в рассеянности, вертел пальцами карандаш, — Отчеты, финансы и характеристики нам не нужны. И ничего никому сообщать не надо. Единственное: когда в следующий раз будете тестировать предмет и почувствуете, что он взял слишком большую власть над вами — обозначьте реакцию. Как угодно. Испугайтесь, закричите. Цех под наблюдением. Такой способ предотвратить убийство вас не смущает?
— Нет.
Оба знали, что в середине разговора Максим солгал. Можно испытывать
Рядом с железной улиткой его ждал новый клиент — грузноватый, лобастый, коротко стриженый блондин. Любитель истории. Максиму вдруг остро захотелось как следует приложить посетителя головой к установке. Не насмерть, а чтоб только дорогу сюда забыл. Нетерпеливый какой. Но профессиональная улыбка не захотела сползать с лица.
— Чего изволите?
— Мы хотели бы приобрести коммуникативную систему.
— А телефоны? — отчетливо и холодно произнес он, — Если же вы хотите установить нейрошунты. Внутричерепно. То здесь нужна лицензия. На медицинскую деятельность.
— Зулус, — клиент посмотрел на него устало, будто последние сутки его допрашивали без всякого перерыва, — Мы ведь не ради удовольствия гоняемся. Нам для дела.
— Медицина — это пятый корпус, — цедил Максим.
— Да погоди ты. Вбил эти железяки себе в голову! Не нужны они нам, — клиент помолчал, — Мы хотим, чтобы предметы играли общее представление. Для всех.
Максиму вдруг стало погано. Представились два десятка людей, которые по единому сценарию расстаются с жизнью. Очень не хотелось подписываться под таким планом действий.
— Спокойно, — зашептал голос куратора, — Принимай заказ. Исполнение мне скинешь.
Где-то далеко блеснула отгадка ключ к интриге этого дня. Зулус решил дожимать материал.
— Хорошо, — он протиснулся мимо клиента, вытащил из-за сплетения труб хороший деревянный табурет, и предложил садиться.
— Это должно быть пьесой. Интересной, яркой, живой. Чтобы мы все жили будто бы в мире иллюзий. И при том наяву, — клиент говорил резкими, рубленными фразами. Было видно, что он всё хорошо продумал, — Наши должны прожить, прочувствовать какую-нибудь историю. Из сегодняшних дней. Можно документальную.
— Что желаете обострить внутри себя? Какое качество? — практикант знал, что сейчас истинными желаниями клиента занимается «Рябчик», ИИ. Скорее всего он просмотрит записи разговоров между историками, разложит на составляющие движения лиц и выведет желанные ответы.
— Правдивость восприятия. Мы хотим освободиться от наносного, от иллюзорного. Чтобы ощущать мир таким, каким должны, а не так, как хотят другие.
— Кто — другие? — уточнил Максим.
— Все, — деловито выдал клиент.
Зулус увидел как раскрывается окно экрана, и там перебираются варианты. Заказ начал исполняться еще до окончательного высказывания.
— Жить в пьесе, чтобы не поддавать иллюзиям? Декорации строго натуральные? — переспросил Максим, — А как долго?
— Мы вас в этом не ограничиваем.
Практикант вздохнул и, не обращая внимания на тот набор предметов, что бледными призраками выстроился поблизости, позвонил куратору.
— Вадим Иваныч, понял я. Хозяева новый товар осваивают, — кастет тихо крякал под ухом, и можно было продолжать, — Вещи работали с внутренним миром клиентов, на личных ассоциациях и подкорочных связках. Теперь хотят взяться за внешний.