Цеховик. Книга 2. Движение к цели
Шрифт:
— Тебя точно спрашивать не будем, — бросает Рыжий.
Блин, ты-то уж помолчал бы, дурачок, честное слово.
— Ну и чё делать тогда? — спрашивает Каха.
— На счёт надо ставки принимать. С каким счётом игра закончится, ну а по сути, с каким счётом наши выиграют.
— А как там проценты высчитывать?
— Да так же. Вы купоны выдаёте поставившим?
— Ну да, квитанции.
— Записывайте всё ещё в амбарную книгу, чтобы было видно и наглядно какой пул, призовой фонд, то есть. Размер пула нужно выписывать на каждую игру.
Каха чешет в затылке.
— На счёт лучше принимать небольшие ставки. Игроки будут делать несколько ставок на одну игру. Если никто верный счёт не выиграл, что будет происходить довольно часто, можно, например, треть пула или половину отдавать наиболее близкой ставке, а вторую половину переводить на следующую игру. Пул будет постепенно накапливаться, и интерес будет расти. То есть желающих будет больше и ваш заработок соответственно тоже. Давайте людям побольше выигрывать и они принесут вам хренову тучу денег.
Рыжий молчит, не возражает, хотя признавать мою правоту ему очень не хочется.
— Тебе какой интерес? — спрашивает он.
— Как какой? Хочу играть, бабки зарабатывать. Но для этого надо, чтобы у вас система нормально работала. Чем цивилизованней у вас всё устроено, тем больше желающих, тем больше выигрыши и ваша долюшка тяжёлая. Слушайте, можете выйти со мной на минутку?
— Зачем? — щурится Рыжий.
— Тачило хочу вам показать.
— Какое точило? — удивляется Каха.
— Да вот, тачку себе надыбал. Хочу, чтоб вы заценили.
Они нехотя выходят следом за мной.
— Ну, и где? — спрашивает Рыжий и замечает «Москвич» у обочины. — Не понял… А это чё за… Ты чё! Это кто сделал?!
Он подбегает к машине и начинает бегать вокруг неё, хватаясь за голову.
— Так это твоя что ли? — спрашиваю я. — Ну ты и дебил, прости за прямоту. Ты же знал зачем у тебя её берут. Не страшно, что менты за тобой придут? Каха, вокруг тебя что, одни дегенераты тусуют? Пипец, пацаны.
— Ты, сучара, готовь бабки! Заплатишь до последней копейки!
— Да ты чё?! А ты не боишься, что я тебя заставлю платить, за то что твой урод одноногий хотел сделать? Ты пасть свою прикрой да мозгами пошевели, если они у тебя имеются.
— А ну повтори! — рычит он, подступая ближе и с силой бьёт пальцем мне в грудь. — Ты, пи*орок, пробитый, повтори!
— Ох, ты лишку хватил сейчас. Учат же вас в вашей блатной среде следить за словами. Ты и этого понять не в силах. Палец убери.
— Повтори, я сказал! — продолжает он бить пальцем мне в грудь.
Вот осёл, честное слово. Что именно он хочет, чтобы я повторил?
— Палец убери, последний раз говорю.
— Повтори, петух! — наседает Рыжий идиот.
— Крутой блатарь на «Москвичонке» похож на чухана, — говорю я с улыбкой, осознавая, что она, улыбка эта, выходит злой.
В тот же момент я хватаю его палец и с хрустом выламываю. Рыжий набирает воздух, чтобы заорать, но тут же я бью головой ему в нос и крик захлёбывается. Эх буйна моя головушка, досталось тебе сегодня. Так никаких мозгов не хватит.
— Теперь ты повтори, сука, — говорю я и основанием ладони бью ему в ухо, отправляя в сугроб.
После этого я поворачиваюсь к Кахе и пожимаю плечами. Внешне я совершенно спокоен, но адреналинчик в моём молодом теле так и плещет.
— Андрей, ты же сам видел, я этого не хотел, — объясняю я, для убедительности касаясь ладонью сердца. — Но твой друг начал меня оскорблять. Что мне было делать? По вашим блатным законам он неправильно себя повёл. Мне на ваши понятия насрать, но когда меня достают, я отвечаю. Ты же знаешь. Почему ты его не предупредил? Он думал, что такой взрослый и охрененно крутой на своей колымаге? Пипец просто.
— Да-да, — отвечает Каха, тоже внешне никак не проявляя эмоций. — Конечно он не прав, я подтверждаю.
— Но ты ведь и сам неправ, — развожу я руками. — Это же ты всё затеял.
— Я… нет, — машет он головой.
— Да прекрати ты, думаешь я не знаю, что ты Джаге сказал, будто я его обзывал плохими словами? Очень плохими. И батя его долбанутый поверил. А ты и рад радёхонек, да? Ну и кто бы тебя научил ставки принимать, если бы он меня грохнул сегодня? Чё ты молчишь? Мы же руки с тобой жали.
— Это до того ещё было.
— До того, — с чувством повторяю я. — Ты чирик мне простить не можешь, что я тебе не отдал? Так что ли? Так я тебе вон идею какую дал, место тебе дал, научил всему и нигде не хвастался, что это всё благодаря мне. И ни одному человеку не сообщил, что тебя отмудохал. А ты чем платишь. Ты войны хочешь? Я вот не хочу. Но уклоняться не буду. Ты думаешь, я буду с тобой и дальше, как «крепкий орешек» в одиночку биться? Не буду. Я на тебя ментов натравлю и ОБХСС. Не шучу. Есть у меня на привязи такие. И в ЦК на батю твоего стуканут. Ты хочешь? Сын, скажут позорит отца. Он тебя за это возненавидит. Непросто будет, но я тебе это устрою. Или ты хочешь, чтобы я через Пашу Цвета решал? И через него порешать можно. Вы же беспределите здесь. Это и ему не понравится. Ты думаешь война — это когда меня пять отморозков поиметь хотят? Нет, война — это когда тебе кабзда наступит.
Он стоит и молча, чуть прищурившись, смотрит на меня.
— Короче, Каха. Заканчивай ты эту дребедень. Порешай с одноногим. Пусть спасибо скажет, что жив остался. Оке? Подай знак, если понимаешь меня.
— С ним-то я как решу?
— Не знаю, мне похеру. Как заварил кашу, так и разваривай, но уж проверни фарш обратно. Ладно? Зачем нам ссориться? Нам бабки надо рубить, а не хернёй страдать. Правда же? Но если я этого птеродактиля одноного ещё раз увижу, значит, мы друг друга не поняли.