Цеховик. Книга 3. Вершина мира
Шрифт:
– Ну, допустим, – кивает он.
– Вот и хорошо. Ты подбери ещё человек пять для занятий.
– Так Тимурыч не возьмёт, – удивляется он.
– Да ладно, уговорим мы его. Он же видит, пацаны нормальные, не гопники и не бандосы.
– Ха, – ухмыляется Ширяй, – бандосы. Прикольное словечко.
– Только ты смотри, чтоб реально чёткие пацаны были. Понимаешь? С высокими морально-этическими принципами. Порядочные, чтоб понятия имели. Не воровские, а человеческие. Хороших ребят, короче подтягивай.
– Мля,
– Ну, ты уж поищи, покумекай. Я вон тоже с Серёгами поговорю.
– А зачем тебе? – топорщит он глаза.
– Ну, как зачем, будем армию создавать. Патрули революции. Защищать слабых и обижать сильных.
Он ржёт:
– А чё, прикольно. Тимур и его команда в натуре. Ну ладно, поспрашиваю.
– Ну только аккуратно, ладно? Чтоб у нас тут очереди желающих записаться в ЧОП не выстроились.
– Куда записаться?
– Потом скажу, – отмахиваюсь я. – Пошли в класс. Звонок уже.
После уроков я сразу иду домой. Вернее, не домой, а по направлению к дому. На пути моего следования находится опорный пункт с офисом участкового. Вот туда с тяжёлым сердцем я и направляюсь.
Захожу прямиком в кабинет. Не убьёт же он меня. Может покалечить, конечно…
Он сидит за столом, а перед ним восседает толстая тётка в форме. Увидев меня, он в лице меняется. В его взгляде не читается ни намёка на внутреннюю доброту. Да… Не надо было заходить.
Он привстаёт, а рука тянется к кобуре.
– Ты чё припёрся, сука? – зло спрашивает он.
8. А всё хорошее и есть мечта
– Дядь Ген, – начинаю я миролюбиво.
– Какой я тебе дядя! – рычит он. – Матвеевна, ну-ка выйди. Мне с этим змеёнышем один на один поговорить надо.
Дородная Матвеевна безропотно поднимается и, смерив меня неодобрительным взглядом, тотчас выходит из кабинета. Свидетели нам и в самом деле не нужны. Рыбкин выбирается из-за стола и, воспламенив безумный кровавый огонь во взгляде, надвигается на меня. Ну ладно. Если насилие неизбежно, говорят, нужно расслабиться.
Я делаю шаг навстречу своему палачу и останавливаюсь в расслабленной позе, правда, удобной для быстрого реагирования. Он быстро приближается и у него даже не ёкает ничего, я не вижу, ни тени сомнения, вообще никаких посторонних мыслей и слюнтяйского морализаторства.
Он резко замахивается и бьёт. Прямо, как на картинке из учебника по самбо. Ну, чего уж, раз такое дело, я тоже действую, как на той же картинке. Вернее, серии картинок. Делаю несколько простых движений, блок, захват, поворот и… вот уже дядя Гена загнут носом к давно немытому полу, а рука его трещит в суставе.
– Отпусти, щенок, – тихо хрипит он, стараясь не закричать.
Знаю, что делаю ему больно, ну, а что мне ещё остаётся?
– Нападение на сотрудника при исполнении… – шипит он.
– Это не нападение, это самозащита, – парирую я.
Впрочем, ни для кого не секрет, что по линии самозащиты у меня, как раз, проблемки сейчас нарисовались.
– Короче, дядя Гена, ты можешь нормально меня выслушать или готов воспринимать только в позе рака?
– Пусти, сука…
– Ладно, отпускаю. Только ты не кидайся больше.
Я его отпускаю. Он выпрямляется. Злой, как собака. Морда красная, глаза дикие. Поправляет мундир, отряхивается и… резко бросается на меня. Снова. И снова оказывается загнутым носом в пол.
– Блин. Ну, придётся значит в таком виде с тобой разговаривать, – вздыхаю я. – Лишь бы не вошёл никто, а то неудобно ведь получится, да?
– Отпусти, – тихонько скрипит он. – Отпусти, гад.
Я отпускаю. Мне, в конце концов, не сложно. Он стоит, наклонив вперёд голову и переводит дыхание.
– Я сразу скажу для начала. Ничего не было. Успокойся. Ничего не было. А теперь сядь за стол и послушай. Садись, говорю.
Размашисто поправив разлетевшуюся чёлку, Рыбкин возвращается за свой стол. Я присаживаюсь напротив него и поворачиваю к себе телефон.
– Дочь дома? – спрашиваю, не глядя на него.
Он не отвечает. Я набираю телефонный номер и долго держу трубку. Не подходит.
– Так дома или нет?
– Дома, – зло произносит он.
Я набираю ещё раз и опять слушаю длинные монотонные гудки. Наконец, она отвечает.
– Алло, – слышу я тихий печальный голос.
– Только не бросай. Не бросай трубку.
Она молчит.
– Привет, Наташ. Это я. В общем слушай. Во-первых, тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего такого, за что может быть стыдно. Ни передо мной, ни перед отцом.
Отец, возможно, так не считает, потому что кулаки его непроизвольно сжимаются.
– Ты очень красивая и смелая девушка, – продолжаю я. – и твоё сердце полно любви. Я тебя тоже очень люблю, Наташ. Это не шутка и не отговорка. Но мы с тобой ещё… почти дети, понимаешь? Не бросай, дослушай. Мне очень хотелось прикоснуться к тебе, обнять и поцеловать.
Рыбкин от этих слов становится просто зелёным, а из ушей у него дым начинает валить, как из внезапно пробуждённого вулкана.
– Но это было бы нечестно по отношению к тебе.
– Ты любишь кого-то другого? – тихо спрашивает она, прерывая молчание.
– Нет, ну что ты, кого? Нет, просто я знаю, как это бывает.
– Откуда ты знать-то можешь?
– Просто поверь, знаю. Ты сейчас думаешь, что влюблена в меня, но очень скоро ты выйдешь в мир, увидишь огромное количество новых людей, классных парней. И вдруг полюбишь кого-то ещё, уже по-взрослому, по-настоящему. Но будешь связана со мной. Понимаешь, что я говорю? Ведь я совсем тебя не достоин.