Цеховик. Книга 3. Вершина мира
Шрифт:
Шарю по подоконнику. И… нет, ну надо же, какая комфортная узница. Есть спички. Чирк и всё озаряется огнём. Аккуратно снимаю с лампы плафон и поджигаю фитиль. Надеюсь, керосин в ней имеется. Плоский фитиль нехотя занимается маленьким синим пламенем. Я подкручиваю колёсико, увеличивая его длину, и пламя желтеет, делается более уверенным и сильным.
Живём! Устанавливаю плафон и наслаждаюсь светом. В принципе человеку не так много всего нужно, чтобы чувствовать себя живым и счастливым. Я как пещерный предок. Обзавёлся огнём,
Запах керосинки переносит меня в детство. Дача, вечер, ливень и вырубленный во всём посёлке свет, чай из свежеоборванных листьев чёрной смородины и малины, мутная зеленоватая жидкость с сумасшедшим ароматом, баранки, мёд и мягкий свет лампы. Родители живые и молодые, мы сидим за столом, шуршит приёмник на батарейках, дождь барабанит по крыше, отец шутит, что-то рассказывает и так хорошо на душе. Блин… даже глаза щиплет…
Почему я не там? Сколько у меня жизней? Что будет если сегодня меня грохнут? Я улечу куда-нибудь подальше? А может, вернусь в молодого себя? Или окажусь в вечной тьме? Или в вечном свете? Слишком много вопросов…
Я заглядываю в печь. Там сложены дрова, а рядом ведро с углём. Везёт тебе, Егорка. Даже не замёрзнешь. Разжигаю огонь и, зайдя в парную ложусь на полок. Здесь холодно, но ничего, сейчас протопим, и станет тепло. Станет хорошо. Вечно молодой, вечно пьяный, всплывают слова песни.
Надо уже попрактиковаться играть на гитаре. Такой инструмент простаивает, а я фигнёй страдаю, мечусь между огнём и полыньёй. Становится теплее, глаза смыкаются и я оказываюсь на мягком пушистом облаке, проваливаюсь в его мягкие завитки и засыпаю.
– Нет, вы только гляньте на него! – слышу я далёкий голос, красивый и звонкий, как хрустальный колокольчик, как горный ручеёк и что там ещё…
Открываю глаза. К сожалению, я всё ещё в бане. Здесь тепло и даже жарко, но жёстко, в смысле, полок твёрдый. Сажусь и тру глаза. Неплохо так я вырубился. Надо же, под потолком горит лампа. Наверное, они рубильник где-то включили.
– Ты вообще ничего не боишься? – слышу я. – У тебя правда мозги отшиблены?
Кто это говорит таким прелестным и сладким голосом? Я поднимаю голову. Девка. Охренеть! Это она меня украла? Надеюсь, для того чтобы сделать сексуальным рабом. Откуда здесь китаянка? Нет… Она казашка или… Меня пронзает догадка.
– Ты кто? Киргизка?
– Нет, вы посмотрите! – повторяет она.
Блин! Да она натурально красотка! Чёрные блестящие смоляные волосы, широкие скулы, тонкий прямой нос, горящие глаза и жёсткие губы. Наверняка твёрдые наощупь. Говорят, по губам можно понять, какая у девушки… ну… враньё, мне ни разу не удавалось.
Она стоит передо мной, как царица, или как там у них называются верховные существа, и я не могу оторвать от неё глаз. На ней шёлковый платок, которому позавидовал бы «Эрмес», шубка до колен, уж не соболья ли, и чёрные кожаные сапожки на каблучке.
Она такая
Впрочем, одноногий, думаю, ещё нескоро сможет проворачивать подобные операции. Если вообще когда-нибудь поправится.
– Ну, и чего же ты от меня хочешь, дочь советской Киргизии? – спрашиваю я.
– Крови твоей хочу, – насмешливо отвечает она.
Вокруг неё стоят давешние "санитары" и глумливо гыкают, будто до сих пор обсуждают незадачливую аптекаршу.
– Да ты дикое животное, как я посмотрю, – хмыкаю я.
– А ну, – восклицает она и сбрасывает шубу.
Один из "санитаров" в последний момент успевает её подхватить. Она остаётся в максимально коротенькой тёмно-синей юбочке и белой матроске с синим воротником, не знаю, как он называется. Как японская школьница из комиксов. Охренеть.
– Девочка, тебе сколько лет? – спрашиваю я, стараясь казаться надменным и незаинтересованным.
Боюсь, это получается не слишком хорошо. Она усмехается.
– Пойдём-ка выйдем во двор. Посмотрим, так ли ты хорош, как о тебе говорят.
– Чего? – нет, я, конечно, знаю, что нельзя недооценивать врага, но это действительно кажется смешным.
– Ну ладно, – пожимаю я плечами. – Чего только не сделаешь ради неземной красоты.
Она презрительно кривит губы и я невольно засматриваюсь на них. Определённо, они достойны большего, чем пренебрежительная усмешка. Мы выходим из бани.
– Жалко, – говорит она, – нельзя бить тебя, пока ты не сдохнешь.
– Почему? – удивляюсь я.
– Потому что, кое-кто желает с тобой поговорить.
– Нет, почему ты хочешь этого? – уточняю я.
– Не понимаешь? – вздёргивает она брови. – Я сестра Киргиза.
– Ну, – улыбаюсь я, – глядя на тебя, трудно предположить, что твой брат не киргиз. Если только сводный.
– Двоюродный, – поясняет она. – И он считает, что тебя надо раздавить, как таракана. Ну, а раз он так считает, я сделаю это. Хочу растоптать тебя, маленький никчёмный таракан.
Сказав это, она срывается с места и будто взлетает. Я такое видел только в дурацких китайских боевиках. Она словно переступает ногами по воздуху, нанося удар за ударом. Ай да киргизская принцесса.
Я едва успеваю выставлять блоки. Охренеть. Охренеть.
Она делает паузу и я пользуюсь короткой передышкой, чтобы сбросить на снег куртку. Сестра Киргиза подпрыгивает и, совершив замысловатый поворот в воздухе, наносит мне удар в грудь. Во даёт девка.
Удар несильный, потому что я успеваю отреагировать, отбивая её ногу. Но я сразу вспоминаю «Килл Билл». Хорошо, что у неё нет меча Ханзо, не то покатилась бы моя буйна головушка по заснеженному двору чужого дома.