Цеховик. Книга 5. План битвы
Шрифт:
– И даже сам Злобин, – соглашаюсь я. – Что уж там Ферик Ферганский.
– Ты Ферика-то не принижай, он человек важный, со связями. Так что?
– Что? В каком смысле «что»?
– Как такое получается? У твоих сверстников ещё сопли под носом, да детство в жопе, а ты уже вон, какими делами занимаешься – от Прибалтики до Узбекистана. Как так? Все с тобой дело хотят иметь – и партийцы, и комсомольцы, и блатные, и менты. И даже «контора». Что ты за гусь такой?
– Лапчатый, – серьёзно отвечаю я. – И
– Так и мужики тоже. Надо за тобой приглядывать.
– Ага, держитесь меня, со мной не пропадёте.
Он улыбается:
– От скромности точно не умрёшь. Ладно. По поводу инцидента в лесу. Там тебя наш опер дожидается, сейчас сюда придёт. Вопросы будет задавать. У нас же дело официальное заведено, поэтому нужно всё чётко оформить. Ты всего не рассказывай, хорошо? Скажи, что в Москву приехал в командировку по направлению от горкома. С Цветом познакомился в пути, кто он и что не знаешь. Сказал, что работает на химкомбинате. Он пригласил в ресторан, ты согласился. Пришли, а там, грабители с пистолетами. Ты не растерялся, хотел вызвать милицию, но тебя схватили и запихали в машину.
Он подробно меня инструктирует, что и как говорить оперу, касается всех нюансов и деталей, пытается предусмотреть все возможные нестыковки. Я даже уставать начинаю.
– В общем, ничего и никого не знаешь, – заканчивает он. – Я не хочу тебя полностью засвечивать. Хочу с тобой более неформальные отношения поддерживать.
– Как с секретным сотрудником?
– Ну, зачем, просто, как с интересным человеком. Мы тебе, кстати, в этот раз ещё и награду дадим.
– Уже обещали как-то, – усмехаюсь я.
– Обещали, значит получишь. Я похлопочу. Орденов не обещаю, но, что бы ни было, для карьеры общественного деятеля пригодится.
– Я ж сказал, что я не гордый, я согласен на медаль, – со смехом цитирую я Твардовского.
– Ну, и молодец. Сейчас приглашу сотрудника. Всё запомнил?
***
Начинается однообразие больничных будней, время от времени расцвечиваемых новыми встречами. Киргиз, полагаю, сюда уже не сунется, но о том, как его достать и обезвредить подумать стоит, благо, время есть.
– А это точно он был? – хмурится Цвет, тоже посетивший меня.
– Ну, мне же в грудь выстрелили, а не в глаза. Я что, по-твоему, Киргиза не узнаю? Естественно, это был он, вне всяких сомнений. Блин, да он тебя самого был готов заколбасить тогда в «Волне», а ты всё с ним, как с младенцем носишься. Кот, возможно, тебе тоже его привет хотел передать. Надо решать с ним, короче.
– Смотрите, какой решала. Я что, должен слово своё нарушить? Я ему обещал! При тебе, кстати.
– Тише, пожалуйста, Даниила Григорьевича разбудишь, – шепчу я.
– Да я не сплю, не сплю, ребята. Вы мне не мешаете.
–
Даниил Григорьевич Скударнов, боевой офицер, генерал-майор, мотострелок, афганец, с осколочным в бедро, уже второй день соседствует со мной в палате. Ранение серьёзное, не то, что у меня, но держится молодцом. Колонна попала в засаду. Сначала лежал в Ташкенте, сюда привезли на повторную операцию.
– Можешь выйти? – семафорит Цвет и добавляет громко. – Ладно, пойду, пора мне уже.
Я киваю и кряхтя, кое-как сползаю со своего ложа.
– Пойдём уж, провожу.
Мне вставать пока не разрешают, но я это дело практикую потихоньку. Тенью выползаю в коридор и приседаю на край широкого подоконника
– Короче, Бро. Пока я с ним не поговорю, ничего не делать. Ты понял? Это брат мой.
Ну, ёлки, детский сад прямо. Нашёл брата… Блин, сентиментальный бандит. Сколько только на моей памяти народу завалил, а тут родственные чувства…
– Так брат твой меня конкретно урыть пытается, ничего? Ты тогда реши с ним как-то.
– Решу, – зло бросает Цвет. – Не менжуйся и не ссы. Я сказал, пока не поговорю, ничего не делай.
Ну, это уж вряд ли. Извини, но ждать уже не резон. Похоже, он прям цель себе поставил разделаться со мной.
– Я тебя услышал, – отвечаю я, ставя его в тупик этой формулировкой. – Ты всё, кстати, отбился от оперов гэбэшных?
– Да вроде.
– Не будут больше дёргать?
– Не должны… Ладно, короче, Бро, бывай. Лечись тут и возвращайся. Пошёл я. У меня вечером самолёт.
– Погоди. Там же сейчас по ЛВЗ надо решать срочняком. Думаю, пока мы тут рамсим-тусим, Печёнкин там поляну перекраивает. Ты, пожалуйста, бывшим Звездочётовским мозги вправь, чтоб тихо сидели.
– Ладно.
– А ты с Фериком разговаривал?
Цвет кивает.
– Ну, и? – спрашиваю я.
– Чего?
– Дурь впаривал?
– А тебе-то что за дело? – вскидывается он. – Тебя никак не касаются дела наши.
– Блин, это всех коснётся, если что. Не влезай ты в эту хрень.
– Слышь, Бро, – он замолкает, грозно сверкая глазами, и гоняя желваки. – Харэ короче. Мы друг друга услышали, так ты сказал? Ну и всё.
– Зимбабве золото возьмёт в женском хоккее на траве.
– Чего? – не понимает Цвет.
– Чуйка у меня. Сделай ставку нормальную, там же сейчас дела оживятся, Олимпиада, как-никак. За меня тоже поставь, идёт?
– Посмотрим, – хмыкает он и, повернувшись, идёт по длинному больничному коридору, а навстречу ему бежит Оленька.
Бежит она, разумеется, ко мне, и её огромные широко распахнутые глаза, я вижу даже отсюда, со своего подоконника.
– Егор! Да что же это такое! Если Игорь Александрович увидит, тебе не поздоровится! Немедленно в постель!