Цель номер один. План оккупации России
Шрифт:
Дружба – хорошее чувство, но в современном мире предпочитают дружить с сильными, богатыми и привлекательными. И еще – более-менее близкими и потому понятными. Так что если Россия окажется на высоте своих задач, то в начале XXI века СНГ будет представлять собой пусть не «новый СССР», но все-таки как некий «Постсоветский Союз» (или кратко «Постсоюз»).
Великий певец современности Дмитрий Хворостовский в последние годы нечасто бывает на Родине. Его плотный график выступлений на лучших оперных сценах мира заполнен на несколько лет вперед. Иногда артист выступает и в концертах. Особой любовью зрителей и слушателей пользуются в его исполнении песни о Великой Отечественной войне. И всякий раз настоящую бурю аплодисментов вызывает
Стихи были написаны на аварском языке. Аварцы – народ, вполне достойный уважения, со славными традициями, но численность его невелика – около полумиллиона человек. И, как и во всяком другом народе, вероятно, не все они – любители поэзии. Так и остались бы стихи Гамзатова известными лишь немногим аварцам, тем более, что в них говорилось о джигитах, не вернувшихся из боя.
Но в СССР внимательно следили за духовной и культурной жизнью всех народов страны (как, впрочем, и зарубежья), и талантливые произведения, где бы они ни появлялись, переводились на русский язык. (Существовали, конечно, ограничения на идеологической почве, но сейчас речь не о них.)
Русская школа перевода художественной литературы, получившая в советский период достойное продолжение, славится на весь мир тем, что переводчик выступает не просто как пересказчик, «толмач», но почти как соавтор переводимого произведения. На ниве переводов выступали и выдающиеся русские поэты – Пушкин, Лермонтов, Заболоцкий, Маршак, Пастернак. Крупнейшие авторитеты признавали переводы с других языков, выполненные русскими поэтами, конгениальными, могущими соперничать по красоте и глубине содержания с оригиналами.
Наш переводчик убедил (не без труда) Гамзатова заменить слово «джигиты» на «солдаты». Ведь подвиги и судьба джигитов интересны в основном кавказцам, тогда как солдаты гибли, гибнут и, надо думать, будут гибнуть на полях сражений по всей планете, их участь волнует каждого человека, где бы он ни жил. Тогда стихотворение приобретает общечеловеческое звучание.
Стихи, зазвучавшие на русском языке, произвели ошеломляющее впечатление. Они вдохновили талантливого композитора Яна Френкеля, и появилась песня, ставшая поистине всенародно любимой. А когда песню в исполнении Хворостовского слышат за рубежом, она вызывает слезы умиления не только у русскоязычной диаспоры, но и у слушателей и зрителей разных национальностей. Некоторые иностранцы ищут подстрочник или, достав русский текст, сами тянутся к словарю. Так стихи аварца Гамзатова облетели весь мир, стали вкладом в мировую культуру. Вот как сказалось на судьбе этих стихов то, что они были переведены на русский.
Приводить другие такие примеры нет возможности – их тысячи. Великолепные стихи башкира Мустая Карима, калмыка Давида Кугультинова, якута Алексея Кулаковского и многих других поэтов разных народов России вошли в мировую литературу потому, что сначала стали достоянием русских любителей поэзии. Даже гениальные творения, составляющие славу тех или иных народов бывшего СССР, такие, как «Витязь в тигровой шкуре» грузина Шота Руставели или поэмы латыша Яниса Райниса, вряд ли вышли бы за пределы соответственно Грузии и Латвии, не будь их перевода на русский. Вряд ли тот же Руставели привлек бы особенное внимание англичан или немцев, а русские поэты словно вступили в соревнование, кто из них переведет гениальную поэму точнее и красивее. Уж не говоря о современных (в смысле – XX – начала XXI века) поэтах этих стран, которые, пусть и великолепные, как, например, Тициан Табидзе, вряд ли вышли бы на мировой уровень без посредничества русского языка.
Но ведь такая же картина складывалась и в других областях творчества. Казалось бы, живопись, музыка, изделия народных промыслов понятны всем, а потому могут покорять мир и без перевода. Однако в действительности все не так просто.
Государства Западной Европы (не говоря уж о Японии) в большей степени мононациональны. В США живут люди сотен национальностей, но там они – как песчинки, в лучшем случае как островки, этнические общины в океане англоязычной культуры. Невозможно себе представить, например, ирландский или татарский штат в составе США. И только в России существуют национально-территориальные образования, народы которых свободно развивают свою культуру и в этом пользуются (во всяком случае, пользовались в советский период) полной материальной и моральной поддержкой со стороны государства. И потому деятели культуры
А нередко и сами мастера культуры других народов России стремились писать на русском языке. Например, дагестанский писатель Эффенди Капиева, лак по происхождению. (Чего стоит один его грустный афоризм: «Двух вещей так и не смог я понять в жизни: почему людям не хватает земли, и почему люди не совершенны».) А Фазиль Искандер, хотя и пишет по-русски, но с лиризмом и юмором развертывает панораму жизни и судьбы своего абхазского народа, и это особенно актуально в наши дни, когда Абхазия переживает непростой этап своей истории.
Мы, русские, может быть, даже подчас бывали чрезмерно внимательны к культурам других народов России, в ущерб своей. У нас в Москве нет музея Гоголя, а в Красной Поляне есть музей классика эстонской литературы, который провел там несколько недель на лечении. Но это уже вопрос народного характера.
Надеюсь, мои слова не поймут так, будто русские облагодетельствовали те народы, творения сынов и дочерей которых переводили на свой язык и демонстрировали в своей столице. Русская культура сама обогащалась, впитывая лучшие достижения братских народов. Их литературы, творения мастеров разных видов искусства расширяли наш горизонт, рисуя облик разных краев страны, особенности образа жизни и исторического пути народов, образы великих предков. В детстве одной из самых моих любимых книг был исторический роман Антоновской «Великий Моурави» – о великом сыне грузинского народа Георгии Саакадзе, боровшемся за объединение Родины и пожертвовавшем ради блага своего народа жизнью двух своих сыновей, да, в конечном счете, и собственной жизнью.
Более того, творения других народов пополняли русский язык новыми образами, афоризмами, чеканными выражениями. Многие строки того же Руставели стали у нас крылатыми фразами («Всякий мнит себя стратегом, видя бой со стороны», «Что ты спрятал – то пропало, что ты отдал – то твое» и пр.).
В советское время очень много делали для сближения разных народов страны регулярно проводившиеся декады их культур. Когда проходили концерты и встречи на Декаде таджикского искусства в Москве, были великолепно изданы сборники произведений корифеев таджикской и персидской поэзии. Вот, например, томик газелей Саади, о котором до того большинство наших соотечественников только и знало строку из «Евгения Онегина»: «Как Сади некогда сказал». Такие же томики Хафиза, Омара Хайяма и др. – это была уникальная серия. Сейчас ни власти, ни «капитанам бизнеса» нет дела до культуры народов страны, а ведь возобновить подобные мероприятия было бы очень полезно, да и денег на них надо не так уж много.
Но дело тут вовсе не в деньгах – на всякие паскудства в искусстве средства находятся, и немалые. Дело в том, что либералы во власти, направляющие культурные процессы, всякие «швыдкие» дельцы и шоумены, преднамеренно дискредитируют русскую культуру, как и культуры других народов России. Они не ограничиваются выдвижением на первый план в литературе и искусстве поделок нынешних «мастеров», создающих непристойные романы и спектакли, бесконечные сериалы про убийц и насильников, а то и «осовременивают» классику. В их трактовке благородные герои в лучших русских спектаклях выходят на сцену одетыми в какие-то безобразные лохмотья и вообще ведут себя непотребно. Жертвой такого «новаторства» стала даже опера Чайковского «Евгений Онегин» в Большом театре (!), что вынудило знаменитую певицу Галину Вишневскую бросить в лицо этому жулью: «Бездари и паразиты! Холуи и ничтожества!» Вишневская в знак протеста против издевательства над нашим великим наследием отказалась отмечать свой 80-летний юбилей в когда-то славном на весь мир, а ныне опозоренном Большом театре, где она много лет блистала.