Цель вижу! Дилогия

Негривода Андрей Алексеевич

Зарина опустила глаза:

–  Восточная женщина должна быть очень тихой и скромной - это наша национальная традиция…

–  Зарин, а, Зарин… - Маша бережно вернула альбом хозяйке.
– Ты просто молодец! Просто чудо какое-то!.. Только я тебя попросить хочу, если можно…

–  Что, сестричка?
– …У меня простыня с груди сползла, пока я, как полная дура, уши развесила, и твой рассказ про эту Афродиту слушала, а я этого и не заметила вовсе… Можно как-то ее спрятать? Дорисовать немножко, а?..
– Она в стеснении потупила взгляд.
– А то неудобно как-то совсем… И даже не покажешь никому…

Зарина посмотрела на свою названную сестру снисходительным взглядом:

–  Боже… Какой же ты еще в сущности ребенок - сама себя стесняешься… - Улыбнулась узбечка.
– А мы и не будем никому показывать! Это же еще не портрет, а просто набросок! Ну, как в школе «черновик»… А такие вещи никому не показывают - это секрет!..

–  Правда?!!

–  Правда-правда!.. Я потом, если получится, другой твой портрет нарисую!.. Настоящий, на большом холсте… А этот мы сохраним просто на память… …На санитарный поезд их приняли практически безоговорочно - эшелон шел не на фронт, а в тыл и поэтому решение, взять их или нет, мог принимать начальник поезда. Да и лишние две пары рук, которые могли ухаживать за раненными, конечно же, лишними небыли…

И замелькали за окнами вагонов города…

Уральск, Оренбург, Соль-Илецк, Актюбинск, Аральск, Джусалы… …Они ехали почти две недели…

Порой на сутки, или даже не двое, застревали на больших узловых станциях, пропуская воинские эшелоны, которые мчались на запад, к фронту… А иногда они останавливались на больших полустанках, чтобы… Похоронить тех раненных солдат, которые не сумели доехать в этом скорбном поезде до конца пути и умерли от ран прямо в поезде… И остановок таких, к сожалению, было не мало…

А когда за спиной остался город Кзыл-Орда, и до Ташкента оставалось уже меньше суток ходу, Маша, вдруг потерялась…

Зарина нашла ее только через час, забившуюся в угол одного из дальних, хвостовых вагонов, и увидела на лице своей названной сестры молчаливые, горькие слезы…

–  Ты чего, Маш? Ты чего ревешь-то? Что-то случилось?

–  Угу… - Только и ответила девушка…

–  Что случилось? Что?!! Тебя кто-то обидел?!!
– Зарина в одну секунду перестала быть похожа сама на себя - теперь она была похожа на потревоженную кобру.
– Кто? Скажи кто?!! Я к начальнику поезда пойду!!! Я эту сволочь!..

–  Не надо никуда ходить, Зара… - Всхлипнула Маша.
– Просто… Просто у меня сегодня День Рождения случился… Семнадцать лет…

–  И все?!!

–  И все…

–  Так чего же ты ревешь, дура!
– Опешила художница.
– Радоваться же надо! Веселиться!!!

–  Просто… Я этот день всегда с родителями отмечала… Папка, всегда, со службы в этот день приезжал, и ни разу его не пропустил!.. Мы пирог с мамой пекли… А потом ели его, и запивали чаем, а я лимонадом… А потом все вместе мы шли гулять в Центральный городской парк, и я каталась на каруселях до умопомрачения!.. Пока голова не начинала кружиться так, что я идти уже не могла… И папка брал меня на руки и нес домой… Так было всегда, Зара… Даже год назад!..

Зарина присела рядом на корточки, прижала ладонями голову Маши к своей груди и тихо проговорила:

–  Бог ты мой… Да ты ребенок еще совсем…

–  Я уже не ребенок, Зара! Я уже столько видела и пережила… - Жалобно пропищала Маша.
– Я попрощалась со своим детством еще там, под Курском, когда нас разбомбили… Только…

–  Тебе хочется, чтобы твой отец опять взял тебя на руки?

Маша вскинула голову, и долго и очень пристально смотрела в глаза подруги, ставшей почти сестрой, а потом тихо произнесла:

–  Хотя бы сегодня… В самый последний разочек… Только…

–  Я все знаю, Машунь… Все понимаю… - Зарина нежно погладила именинницу по голове.
– Только… Ты не грусти, Маш, ладно?

–  Ладно… - Послушно согласилась девушка и утерла слезы.
– Не буду больше… Просто… Ну, так… Накатило…

–  Пойдем, а? Не надо здесь сидеть… А твой День Рождения… Мы его еще отметим - обещаю!.. …Поезд должен был добраться до Ташкента только утром…

А вот ближе к ночи…

Зарина, совершенно неожиданно для Маши, выполнила свое обещание, и не когда-нибудь в будущем году или позже, а сегодня, зная, как «дорога ложка к обеду» и понимая состояние своей названной младшей сестры!.. …Они собрались в ту ночь в купе начальника поезда, очень строгой и, порой, даже суровой женщины-хирурга, майора медицинской службы, которая сутками напролет лично делала, под перестук колес, операции раненным в движущемся на восток поезде… Ее боялись, как огня, а Маше она напоминала ее собственную, такую же суровую и бескомпромиссную мать…

Но той ночью…

«Товарищ майор Ирина Сергеевна» была в своем купе совсем иной… Смертельно уставшей, но добродушной и доброжелательной хозяйкой…

Их собралось совсем немного, всего-то человек пять - раненные требовали постоянного ухода и отлучаться надолго от них небыло никакой возможности - но, «личный состав» санитарного эшелона, находил минутку-две, чтобы заскочить в это купе и поздравить именинницу…

–  С твоим днем тебя, дочка!
– Говорили они, выпивали «наркомовских» сто граммов чистого спирта, и бежали дальше…

–  Будь здорова и счастлива!..

–  И жениха тебе! Красавца! Тебе же под стать!..

–  И пусть скорее закончится война!..

–  Расцветай, красавица!.. …Маша уже даже и не знала толком, что же ей делать теперь - толи смеяться, толи плакать…

А уже ближе к полуночи, когда ее поздравили все, кто мог, и в купе начальника поезда, наконец-то, образовалось относительное спокойствие, граненый стакан, которой на четверть был наполнен самым настоящим, медицинским, девяностошестиградусным спиртом, подняла сама «товарищ майор»:

–  Ну, что, Мария Степановна… - Произнесла она устало.
– Семнадцать лет тебе уже… Самое странное состояние человека… До совершеннолетия еще целый год, но ты уже себя чувствуешь взрослым человеком… А на самом деле - это грань, меду детством, и взрослостью, которая называется юность… Этот год, который тебе теперь предстоит прожить, Маша… Он в жизни каждого человека, наверное, самый сложный… Между 17-ю и 18-ю… Когда приходит пора выбирать себе путь на всю жизнь… Это я по себе знаю… А уж тебе-то… Война идет… И оттого, какой путь ты себе выберешь в такое лихолетье, будет зависеть вся твоя оставшаяся жизнь… Дай Бог, чтобы она была долгой и безоблачной…