Целестина, или Шестое чувство (илл. В. Самойлова)
Шрифт:
— Кажется, он был большой сластена, — лукаво заметила тетя Веся.
— Ха-ха! — загрохотал Жачек. — Что касается меня, то я, когда ем такой пирог, заметно облагораживаюсь.
Больше Цеся не могла выдержать.
— Дануся, — сказала она умоляюще-извиняющимся тоном, — может, пойдем в башню?
— Ну ладно, — вздохнула Данка. — Пора в самом деле браться за учебу.
— Святые слова, милостивая государыня, — ехидно произнес Жачек. — Учение свет. А о поэзии мы поговорим лет через пять.
Подруги вышли в коридор.
— Не знаю, какая муха их сегодня укусила, — смущенно
— Ну почему? — снисходительно улыбнулась Данка. — Он у тебя симпатяга…
Из-за дверей бывшей комнаты девочек, которая теперь служила приютом Юлии и Кристине, доносились голоса художников. Когда Юлины друзья появлялись в доме, Цеся обычно убегала куда подальше, однако на сей раз вынуждена была изменить своему правилу, так как оставила в комнате портфель с книгами и тетрадями. Если б не Данка, Целестина предпочла бы отправиться в школу с невыученными уроками — она готова была сделать что угодно, лишь бы не входить в комнату, полную людей. Но рядом стояла Данка, и по ее лицу разливалось выражение блаженной лени. Цеся напрягла всю свою волю и, приняв светский вид, постучала в дверь.
В комнате плотной завесой висел дым. Везде — на стульях, на диване, на полу — расположились художники; в их пестром обществе царила Юлия в пурпурном халате с черным зигзагом на спине. Цеся, не отрывая взгляда от кончиков своих туфель, протиснулась за спинами ярких девиц к столу, на котором лежал портфель.
Судорожно, как за спасательный круг, ухватившись за ручку портфеля, она выпустила из легких воздух и шмыгнула обратно к двери, преследуемая мучительным ощущением, будто кто-то все время за ней наблюдает.
У порога Цеся все же осмелилась поднять глаза и… захлебнулась дымом. Она кашляла и плакала, а в голове стучала одна-единственная мысль: «Бородач, бородач, бородач…»
Бородач сидел на полу возле дивана и в упор смотрел на Цесю.
— Эй, Юлька, — сказал он наконец, хлопнув по коленке старшей из сестер Жак, — глянь-ка, это кто ж такой?
— Это? Это моя сестра, — рассеянно ответила Юлия, прислушиваясь к тому, что в это время рассказывал ее драгоценный Толек.
Бородач встал и, перескакивая через тела коллег, настиг Цесю.
— Подумать только! Вот так встреча! — сказал он и вышел следом за перепуганной Целестиной в коридор. — Ну что, — спросил он, пошли в кино?
Стало быть, это всего-навсего Юлькин однокурсник! Цеся испытала некоторое разочарование. Подсознательно бородач представлялся ей чуть ли не полубогом — ну, скажем, киноактером или лыжником европейского класса. То обстоятельство, что черноокий красавец оказался обыкновеным студентом Академии художеств, сыграло против него: неотразимое очарование незнакомца сильно померкло.
— Здравствуйте, — подчеркнуто громко произнесла Данка, задетая тем, что бородач до сих пор не обратил на нее внимания, хотя она стояла рядом, грациозно прислонясь к вешалке для верхней одежды.
Цеся с легкой опаской подумала, что ее подруга очень хороша собой.
Бородач окинул Данку рассеянным взглядом.
— Мое почтение, — произнес он и немедленно повернулся к Цесе: — Нам просто суждено пойти в кино.
Цеся отличалась застенчивостью и скромностью.
— Если для вас это имеет такое значение… — сказала она, наслаждаясь своей новой ролью и искоса поглядывая на Данку. — Что ж, можно пойти. Но только на хороший фильм.
— Пошли сегодня! — нетерпеливо воскликнул бородач.
— Сегодня мы занимаемся, — твердо ответила Целестина.
— Тогда завтра!
— Если для вас это имеет такое значение… — упивалась Цеся, — пожалуй, мне было бы удобно завтра на двадцать. Днем я опять буду занята.
— Можем завтра отменить занятия, — не без ехидства предложила Данка. — Такой случай…
— О нет! — возразила Цеся. — У нас еще физика. Да и польский. Дмухавец с тебя три шкуры сдерет.
Одного взгляда на решительно выдвинутой вперед Цесин подбородок было достаточно: Данка поняла, что спорить бесполезно. И, вздохнув, покорно открыла дверь, ведущую на башенку.
7
Вечером следующего дня Цеся с подкрашенными ресницами, в Юлином пальто и Юлиной шапочке подходила к кинотеатру «Балтика», источая тонкий аромат французских духов сестры и чувствуя себя красивой и соблазнительной. Ей казалось, помани она пальцем — весь мир будет у ее ног.
Появился элегантно одетый бородач, издали помахивая билетами. Цеся подошла к нему, улыбаясь, как Джиоконда. Ох, ну и забавный у него был вид! Увидев ее, бедняга остановился как вкопанный, хлопая глазами и пытаясь понять, кто же она в самом деле и почему так изменилась.
— Это ты? — на всякий случай спросил он, чем доставил Целестине несказанное удовольствие.
— Я, — ответила она, взмахнув ресницами.
— Значит, тогда, с рыбами, которые текли…
— Тогда тоже была я.
— Но в парке у памятника…
Цеся взяла его под руку, восхищаясь своей непринужденностью.
— Все очень просто, — объяснила она. — Метаморфозы со мной происходят в зависимости от того, дает мне сестра свое пальто или нет. Сегодня дала.
Бородач недоверчиво поглядел на нее и коротко засмеялся:
— Нет, знаешь… ты в самом деле… Ты мне в самом деле нравишься.
— Угум… — проворковала Цеся.
Бородач был ну, может, не столь неземной и восхитительный, как ей показалось вначале, но, безусловно, ужасно симпатичный. Кроме того, он был такой красивый, такой яркий и вообще артистичный, что притягивал все женские взоры в радиусе десяти метров. Целестина всерьез недоумевала, почему в обществе этого красавца чувствует себя легко, свободно и уверенно. Не заикается, не краснеет, не потупляет глаз. Наоборот, Телятинка с удивлением отметила, что она находчива и остроумна, просто-таки чертовски остроумна. Разговор завязался непринужденный и веселый, оба от души смеялись, поддразнивали друг друга. Бородач взял Цесю под руку и повел, легонько прижимая к себе. Очень приятно было так шагать, сознавая себя эдаким маленьким беззащитным эфемерным созданьицем, нуждающимся в заботе и ласке, неспособном пройти и пяти метров без поддержки сильной мужской руки.