Целинники
Шрифт:
3
Односельчане встретили вернувшихся Черноусовых с усмешками, дескать, что ж, ехали надеясь разбогатеть и в начальства выйти, а сейчас как псы побитые воротились. Впрочем, страдать от этих непроизносимых в лицо слов, усмешек… было некогда. Зинаида вернулась, чтобы жить той жизнью, к которой она привыкла, пусть и без мужа. Как обрадовалась бабка, нельзя передать словами – кому ж хочется доживать век в одиночестве. А подобных примеров, одиноких старух, в Горбылихе и окрестных деревнях было предостаточно. Все лето мать с сыновьями приводили в порядок старую бабкину избу, пололи огород. Зинаида вновь устроилась на колхозную ферму дояркой. Ей казалось, что в родном колхозе и работа куда желаннее, чем в целинном совхозе, к тому же действительно здесь и коровы спокойнее, да и начальство не «рвало подметки» потому и рядовых колхозников так не напрягали. Для рвачей, типа Ильи Черноусова, неперспективный колхоз являлся слишком плохой «стартовой площадкой», потому их тут просто не было. Не был рвачем и бессменный
– Тяжко тебе будет без мужика, но лучше одной, чем с таким как твой Илюха. Я почему-то всегда думал, что не будет меж вами лада, ты то вона баба правильная, а он… оглашенный какой-то, все время рвется куда-то. Такие только в революцию, или в войну к месту бывают, а в спокойное время от них шабутных пользы не много…
В 1969 году старший брат Василий окончил в Бежецке техникум и той же осенью его забрали в Армию. Василий Черноусов в свои девятнадцать лет парнем был видным, да к тому же имел средне-техническое образование. Не в последнюю очередь по этим причинам его отправили служить в ГСВГ. Так вот повезло Василию, там он хоть и через «щели» в заборе воинской части наблюдал качественную европейскую жизнь, о которой рядовые советские провинциалы и помыслить не могли. Второй брат, к тому времени, тоже учился в том же техникуме, а Витька пошел в восьмой класс сельской школы, располагавшейся в центральной усадьбе колхоза. С отцом связь оборвалась. Ни Зинаида, ни сыновья как ему не писали, так и не получали от него писем. Переписывались только Витька с Яшкой Шолем. Именно из писем друга Витька узнал, что отец некоторое время после их отъезда пребывал в депрессии, даже начал прикладываться к бутылке. На партсобрании ему пригрозили сделать оргвыводы, то есть снять с бригадирства. Потеря должности тогда для него еще была «смерти подобна». Потому Илья срочно «взял себя в руки» и вновь стал решительным, деятельным, работающим не считаясь ни с личным временем, ни с достоинством рядовых членов бригады. Похолостяковав больше года, Илья сошелся с одинокой женщиной, работавшей воспитательницей в поселковом детсаде. В ее прежней семье имела место обратная ситуация по сравнению с Черноусовыми. Она так же с мужем приехала на Целину, но муж по прошествии пары лет целинной жизни вдруг «поворотил оглобли», а жена осталась. Ходили слухи, что эта семья распалась из-за того, что у них не было детей. Так или иначе, но в самом начале 1970 года, вскоре после того, как проводили в Армию Василия, в Горбылихе появился Илья, впервые за последние десять лет. Витька из писем Яшки знал, что отец должен приехать, чтобы оформить развод с матерью. Зинаида дала развод без особого сожаления, хоть и всплакнула втихаря. Морально она была к этому готова с тех самых пор как уехала с Целины, хоть в глубине души неосознанно надеялась на чудо, что муж вернется на родину, и они вновь заживут семьей.
И все, дальше жизнь Ильи Черноусова и его бывшей семьи разошлись окончательно. Единственно, что хотя бы косвенно их связывало, оставалась переписка его младшего сына со своим другом детства. Осенью 1971 года, отслужив, пришел домой в сержантских погонах Василий. Он взахлеб стал рассказывать, как здорово живут немцы в ГДР. Вроде и особо не мучаются на работе, а все у них есть, и в магазинах продуктов и промтоваров полно и дороги у них отличные повсюду проложены, и дома с удобствами хоть в городе, хоть в деревнях. Тамошний замполит обосновывал данный факт тем, что из ГДР сделали своего рода выставку, витрину всего социалистического лагеря. Потому СССР вынужден в ущерб себе поддерживать благополучие восточных немцев всем чем можно. Если бы Василий не жил несколько лет на Целине бок о бок с советскими немцами и не знал из какого «теста» сделаны эти люди, он бы, как и большинство прочих солдат и сержантов, скорее всего, поверил бы замполиту. Но он точно знал, что они так хорошо живут в первую очередь потому, что они немцы, а уж во вторую за счет советской помощи. Много порассказал Василий матери и братьям о своей службе. Рассказал и то, что сами гедеэровские немцы отнюдь свою жизнь слишком хорошей не считают, а желают жить как в Западной Германии, ФРГ, дескать вот там жизнь так жизнь. Этого Василий представить никак не мог, что же это за жизнь такая на Западе, которая в разы лучше, чем в ГДР, показавшейся ему просто райской.
Через полгода после прихода Василия в Армию ушел Леонид. Ему в отличие от брата не повезло, он попал служить на Север, то есть «сопли морозить». А Виктор, в 1972 году успешно окончив десять классов, поехал в Калинин поступать в институт. Зинаида хотела, чтобы сын устроился жить в городе. Но, удивительное дело, Виктор, с рождения живя в сельской местности, в отличие от большинства прочих таких же как он советских людей этой жизнью не тяготился. Потому и поступать он стал не в политех, чтобы как советовала мать «выучиться на городского инженера», а в только что открывшийся в поселке Сахарово, неподалеку от Калинина областной сельхозинститут. Зато в соответствии с материнскими желаниями поступил Василий. Он после Армии подался в Бежецк, устроился на работу по техникумовской специальности, познакомился там с девушкой и вскоре женился. Когда отслужил Леонид, а Виктор учился на втором курсе, Василий произвел Зинаиду в ранг бабушки, а ее мать пробабки – у них с женой родился сын…
Илья
Все это Виктор знал из писем Якова. Они уже несколько лет не встречались, взрослели врозь, но продолжали с удовольствием переписываться, радуясь успехам друг друга, и переживая за неудачи. Про эту переписку знала мать, но ни разу не поинтересовалась, что там на Целине, есть ли новости от отца? Потому Виктор ей ничего не говорил, хоть и знал, что отец по-прежнему бригадирит и у них с его новой женой в 1972 году родилась дочь…
После окончания института и Виктор не избежал армейской службы. В их институте не было военной кафедры и ему, как и братьям, пришлось «тащить» службу сначала рядовым, потом сержантом, правда не два года, а полтора. На время его службы (77-78годы) пришлась смерть бабушки, после чего Зинаида осталась в доме совсем одна, ибо и Леонид к тому времени уже перебрался в Бежецк, устроился на предприятие, где работал уже мастером его старший брат. В свою очередь и он там женился и тоже родил ребенка, дочку. Теперь старшие сыновья у матери появлялись только в период отпусков, привозя свои семьи.
Пришедший из Армии Виктор застал в материнском доме очередной упадок. Старая дедовская изба требовала капитального ремонта, да и мать стала явно сдавать, хоть еще даже не дожила до пенсионного возраста. Ему ничего не оставалось как «засучить рукава». Но вскоре Виктор осознал, латать старую избу не имеет смысла, и он решил «идти другим путем». Ему как специалисту с высшим образованием предложили работу в правлении колхоза и временную жилплощадь в центральной усадьбе, в большом селе… Немало усилий потребовалось приложить Виктору, чтобы уговорить мать покинуть родное жилище и жить с ним. Самым весомым аргументом стало то, что кладбище, где хоронили всех окрестных покойников, находилось именно там, в селе. Так что Зинаида получала возможность хоть каждый день навещать могилы матери и отца.
Переписка с Яковом вдруг прервалась, когда Виктор служил в Армии. Потому, что и как происходило в поселке Солнечном на рубеже семидесятых и восьмидесятых годов, он уже не знал. Тем неожиданнее стало то, что на их старый адрес в Горбылиху уже в Перестройку пришло письмо с заграничными штемпелями… из Германии, от Якова. Из письма Виктору, к тому времени уже главному агроному колхоза, женившемуся на школьной учительнице и являвшемуся отцом двухгодовалого сына… Так вот, из письма друга детства стало ясно, что семья Шолей, вернее сам Яков, его мать и жена тоже с двухгодовалым сыном перебрались на ПМЖ в ФРГ. Отец Якова не дожил до переезда, скоропостижно скончавшись от инсульта. Немного написал Яков и об отце Виктора. Тот в восьмидесятом году ушел с бригадиров, устроился кладовщиком и на момент когда Шоли уезжали тоже имел проблемы со здоровьем. Переписка возобновилась, Яков хотел встретиться, но повидать друг друга получилось лишь в постсоветское время…
4
Лето 1995 года. В большом селе на перепутье из рейсового автобуса Тверь – Бежецк в череде прочих пассажиров вышел человек лет сорока, если так можно выразиться с нерусской, заграничной «оболочкой», и в то же врем с вполне русской, можно даже сказать советской «начинкой». «Оболочка» – это одежда, шляпа, обувь, чемодан. Все это в глазах российских провинциалов смотрелось по-заграничному качественным, элегантным, удобным, в сравнении в основном с однотипными одеждами местных жителей, особенно соответствующего возраста, среди которых еще нередко встречались мужички в кепках с пуговками. Вообще по «оболочке» вывод напрашивался однозначный – это несомненно западный «перец». Только вот непонятно, как его занесло в этот автобус-пылесос, да и вообще подобные господа обычно сидят в своих, если не в шикарных, то вполне добротных иномарках. Да и не ездят они по столь глухим деревням и селам. Что же касается «начинки», она была явно в противофазе «оболочке», как-то неестественно выглядывая из-за нее: прожженное степными целинным солнцем большие тяжелые кисти рук перевитые крупными венами, обветренное жгучими летними и студеными зимними ветрами, темно коричневого оттенка лицо, шея, которые даже нескольких лет цивилизованной западной жизни не смогли «отбелить». Кривоватые ноги в щегольских штиблетах большого размера ступали по земле чуть косолапо, но так основательно, что сразу становилось ясно – этого лощенного франта с колхозным нутром так просто с ног не собьешь, стоит словно врос в землю. Так на земле мог стоять только крестьянин не в первом поколении.
Едва господин с таким несоответствием внешнего и внутреннего содержания сошел с автобуса, держа в руках большой чемодан с красочными наклейками, к нему, предварительно приглядевшись, пошел мужчина примерно того же возраста, предварительно выйдя из стоявшего на обочине шоссе УАЗика. Мужчина являл собой наглядный пример типичного сельского руководителя: кожаная кепка, куртка-ветровка, брюки, заправленные в добротные резиновые сапоги. Когда он подошел, могло вполне показаться, что если бы не разница в одежде это два совершенно одинаковых человека: оба крепкие, коренастые, одинакового цвета лица, ладони, одинаковая крестьянская поступь.