Целитель и сид
Шрифт:
— Но он-то не человек! — заявила Жинет.
— Он — нет, но ты, — да! Так что веди себя прилично.
Жинет потупилась и начала смущенно ковырять землю под ногами носком башмака. Затем она подошла к нашему гостю и засыпала его вопросами:
— Привет! Меня зовут Жинет, а вас? — девочка сделала книксен перед гостем. — А вы правда настоящий сид? А почему вы не едите? Магда говорит, что вы не ели два дня. А хотите, я принесу вам чаю и лепешек?
С каждым вопросом, который вываливал на него этот
Северин, отец Жинет, заметно побледнел. Сиду все едино, взрослый или ребенок. Если он сочтет это оскорблением…
Жинет, не дожидаясь ответов, вихрем из рыжих кудрей и разбитых коленок понеслась к Магде и вернулась обратно с кружкой и парой лепешек.
— Вот! Это очень вкусно, попробуйте! — сказала девочка.
Сид протянул руку и взял глиняную кружку. Он разломил лепешку и начал жевать. Я облегченно выдохнула и поняла, что все это время задерживала дыхание.
Сид разделил с нами хлеб. Теперь, по крайней мере, можно не бояться за жизнь моих друзей.
Спустя две недели.
— Чего ты хочешь за мое спасение? Назови свою цену, — спросил меня сид.
Мои щеки вспыхивают от обиды. «Свою цену!»
— Я бесценна.
Улыбаюсь, стараюсь не показать, насколько мне неприятен разговор. Вообще-то, прямо сейчас я могу пожелать его Имя. А это означает абсолютную власть над ним. И он не посмеет отказать.
— Мне не нужно ничего. Я спасла вас просто так. Потому что я так захотела. Вы мне ничего не должны, данна, — говорю я.
«Ну когда же он отвяжется и уйдет?»
Я сказала то, что думала, и только в этот момент поняла, в какую ловушку загнала этой фразой себя, да и его тоже.
Человек, спасший сида бескорыстно, заслуживал дара жизни. Его жизнь, посвященная служению до того момента, когда он сможет вернуть долг.
Сид в гневе. Видно было, как его корежит и ломает эта необходимость. Что ж…
Я ощущаю какое-то странное опустошение. Скорее бы уж он свалил, чтобы не видеть его высокомерное сидское величество. Наверное, это заставляет меня насмешливо бросить:
— Долг жизни? Я хочу жизнь этого цветка! — указываю я на растущую неподалеку ромашку.
Я заворожено наблюдаю за сменой выражения лица мужчины от удивления на гнев и какую-то яростную радость. Он срывается с места и кинжалом срезает цветок. Неуловимым танцующим движением мужчина скользит ко мне и протягивает свой умирающий дар…
— Я просила его жизнь… а не смерть, — печально говорю я.
Я чувствую, как утекает жизнь из цветка. Эту Искру мне не удержать. Горе мое так велико, словно у меня убили любимого щенка. Хочется заплакать от обиды, как в детстве, только утешить меня больше некому.
И я снова ощущаю Ее присутствие.
Шелестит холодный ветер, который развевает мои волосы и одежду. Все вокруг начинает покрываться инеем. Энтропия выедает окружающий мир грязным пятном.
От меня веет жутью, источник которой внутри, и от которого не скрыться. Вдали, в нашем лагере, начинает тоскливо и страшно выть собака.
— Уходите. Просто уйдите. Мне правда ничего от вас не нужно, данна.
Он на миг замирает, будто принимая решение. В несколько шагов сид возвращается обратно.
Я вижу, как он приставил срезанный цветок к стеблю. Один укол ножа в ладонь и пара капель его крови, и цветок на глазах расправляет свои лепестки и поднимается к солнцу.
Сид возвращается и смотрит мне в глаза. Он протягивает руку, не решаясь коснуться покрытой изморозью кожи. На его лице играет кривая улыбка.
— Я выполнил наш уговор, и теперь я свободен. Не потому, что ты сделала мне одолжение, человечка, — сказал он. — Возьми мой дар, он тебе еще пригодится. Чистая кровь волшебного народа значит не меньше, чем настоящее Имя.
Он склоняется ко мне. Я вдруг успокаиваюсь и жду… чего? Вдруг вспоминаю, что я женщина, а он мужчина.
— Твигги… — он наклоняется, обняв меня и приблизив лицо так, что я вижу мельчайшие морщинки у глаз, узор на радужке, ощущаю его сладкое дыхание.
Мазнув мимо губ щекой, он обнимает меня. Как двусмысленно.
— Не понимаю… Данна? — спрашиваю я.
— А тебе и не нужно. Сохрани этот цветок. Так я буду знать, где ты и что с тобой, — отвечает он. — Тебе правда ничего не нужно?
Теперь это звучит непристойным намеком. Жаль, что не видно его лица. Игнорирую вопрос и неловко ерзаю в его объятиях.
— Хорошо, сохраню. Надо выкопать цветок. Кажется, у Жико была лопатка…
Он тихо смеется в ответ, не разжимая объятий.
На рассвете он уехал, а в старой арбе в горшке поселилась никогда не вянущая ромашка, которая пахла так сладко.
Магда ворчала:
— Опять ты ввязалась не в свое дело.
— Вам-то что, уважаемая? — отвечала я ей в сотый раз.
— А ты о нас подумала? А тем паче о себе? Твой сид мог нас убить в любой момент.
— Не убил же. И он не мой!
— Но мог! Я бы не пережила, если бы с моей девочкой что-то случилось! И кто, как не ты, притащил его к нам.
С этим не поспоришь.
— Приятно, что ты обо мне заботишься, Магда, — сказала я.
В моих словах ни капли иронии. Я правда… благодарна, признательна и много чего еще.
После того, как я покинула дом, никто не заботился обо мне так бескорыстно и не переживал за меня, как за родную. Не знаю, за что мне такое счастье. И я ценю каждый миг в их присутствии.