Целитель. Новый путь
Шрифт:
Томаш пристроился за ним и шагнул в храм, склоняя голову.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа… – забубнил он.
Собор хранил торжественную тишину. Немногочисленные прихожане отбыли службу и разошлись, лишь в боковом нефе шаркал усохший, как мумия, министрат да высиживал на скамье давешний старикан.
Платек неторопливо зажег свечу у иконы Богородицы и уселся рядом с Мути. Прямо перед ним усердно прямил спину единоверец, поразительно схожий со знаменитым персонажем русских сказок – Кащеем Бессмертным.
Томаш неуверенно посмотрел на Аглауко, тот
– Святый Господи, Отец мой всемогущий, Господи вечный, светоч правды, умоляю Тебя явить свою вечную милость и ниспослать мне истинное знание… – Он смолк и облегченно выдохнул, расслышав дребезжащий голос «Кащея».
– …Да очистится и освятится душа моя! – с энтузиазмом подхватил дед. – Да помогут мне в свершениях моих непоколебимая вера, справедливое суждение и святое учение Церкви. Именем Иисуса Христа, нашего Спасителя. Да будет так.
Помолчав, «Кащей» тихо добавил:
– Давно ждем вас, уж и не чаяли свидеться.
– Нельзя было сразу, – неуклюже оправдался Томаш.
Старик слегка наклонил голову, соглашаясь, и проскрипел:
– Следуйте за мной.
Все трое чинно покинули центральный неф и вышли на солнце, моргая после церковного сумрака. Степенно шагая, добрели до Кировской, перешли улицу, плутая в переулках.
– Нам сюда. – «Кащей» поворотил хищный нос к рустированному фасаду. – Мы очень тщательно отбирали тех, кто сегодня заменит вас, а уже завтра вылетит в Италию под вашими именами. Главное, что оба – католики, верные и проверенные…
– Вылет послезавтра, – поправил старика Аглауко, допуская к губам ухмылочку, – и звать их будут иначе, чем нас.
– Не придирайся, – забрюзжал Платек.
– Да так еще лучше! – взбодрился «Кащей», открывая дверь. – Прошу.
Величественный подъезд встретил троицу гулкой тишиной – каждый шаг, каждый шорох достигал ушей, пугающе усиливаясь, словно кто подкрадывался со спины, выгадывая момент, чтобы напасть.
«Нервишки, однако… Шалят!» – усмехнулся Томаш.
– Сталинский ампир, – негромко сказал Мути. Видать, и его прижали акустические фокусы.
Старик позвонил в добротную дверь – два коротких звонка, два длинных, один короткий. Не сразу, но ему ответили.
– Кто там? – послышался слабый боязливый голос.
– Открывай, – каркнул «Кащей».
Защелкали запоры, и дверь приоткрылась.
– Заходите! «Хвоста» нет?
– Нет, – сухо обронил Томаш.
Он вошел за стариком, встречая в прихожей коренастого человека с квадратным лицом. Бесцеремонно оглядев «сменщика», Платек кивнул – сходство есть, даже смуглинка заметна.
– Загорал?
– Все лето! – поспешно ответил перебежчик и выдохнул: – Дождались, Господи!
– Потом, потом! – отмахнулся «Кащей» в тягостном нетерпении. – Переодевайтесь!
– А где мой?.. – закрутил головой Мути.
– Я здесь! – откликнулся второй «сменщик», выглядывая из совмещенного санузла.
– Похож вроде… Начали!
Томаш сноровисто разделся до трусов и натянул на себя приготовленную одежду, не броскую, но удобную. И никакой синтетики!
– Не спеша, гуляючи, как бы вернетесь в гостиницу «Интурист», – наставлял «сменщиков» Аглауко, застегивая простенькую фланелевую рубашку. – Вот карточки гостей. Предъявите их на рецепшене… э-э… дежурному администратору, и вам дадут ключи. На столе в номере – фотки «поляроидом», мы их не прятали. Все подписаны, будто на память. Я снял нашего экскурсовода, туристов из группы… В общем, не перепутаете, кто есть кто. Вечером сходите в Большой театр, завтра – экскурсия… не помню куда, а во вторник вылетаете в Рим. И запомните: вы – туристы из Италии! Вам все интересно и ничего не страшно!
Перебежчики быстро закивали, словно наперегонки. В их глазах разгоралось пугливое счастье.
– Паспорта! – отрывисто скомандовал «Кащей», занимая кресло в углу. – Деньги! Военные билеты!
– Вот! Вот! – «Сменщики» выложили на стол пачки десятирублевок и документы, подтянули две спортивные сумки с обычными наборами командированных – сменами белья, мыльно-рыльными да холостяцкими пайками (каждому по паре вареных яиц, несколько булочек, граммов по триста копченой колбаски, по сырку и, как бонус, соль в спичечном коробке).
– Всё как просили!
Платек небрежно кивнул, протягивая «своему» перебежчику итальянскую паспортину, куда вложил стопочку лир. «Сменщик» с благоговением принял сей пропуск в «свободный мир», полюбовался и бережно спрятал во внутреннем кармане пиджака.
– Привыкай, – бегло усмехнулся Томаш, раскрывая чуток потрепанную зеленокожую книжицу с черной надписью «СССР». – Расмус Сауга. Латыш?
– Вообще-то, эстонец, – занервничал его «сменщик», – но родился в Риге.
– Оч-чень хорошо, – спародировал поляк прибалтийский выговор, – эт-то скроет акцент.
– Совершенно верно, – подал голос «Кащей».
– Вах! – экспрессивно воскликнул Аглауко и протянул руку, дурачась: – Григорий Сакаашвили!
Выходка Мути немного разрядила копившееся напряжение. Томаш то хмурился по привычке, то улыбался, неуверенно и криво. Оглядев уродливую мебель, плотно задернутые шторы, свисавшую с лампочки липкую ленту, рябую от мушиных трупиков, он выдохнул:
– Расходимся, синьоры!
Вечер того же дня
Первомайск, улица Мичурина
Игорь Синицын понемногу начинал гордиться своими успехами на поприще госбезопасности. Нет, он по-прежнему скромно стоял в сторонке, оказывая почтение истинным мэтрам, но неуверенность спадала, а страх напортачить слабел. Почти год работы в составе спецгруппы, сколоченной из крепких оперативников, кому угодно даст навык. А это приятно – понимать сказанное операми и знать, как именно действовать.
В принципе старшим уполномоченным он стал не потому лишь, что заслужил доверие Андропова – еще со времен работы в ЦК, были и профессиональные показания. Как-никак «ходил в разведку», хоть и под прикрытием журналиста АПН. Но поиски объекта «Миха» (он же «Хилер», он же «Ностромо») – это высший пилотаж оперативной работы.