Цельняпушистая оболочка 2
Шрифт:
— Бэйри Фейсед, журналист, очень приятно. — четко и вежливо ответила малявка, попутно слегка поклонившись.
Удовлетворенно кивнув и задумчиво затянувшись, дядька быстро заговорил:
— Товарищ лейтенант, солярку по дешевке возьмешь? Полтинник за три литра, а?
— Че?
Седой мужик как–то недовольно хмыкнул:
— А сережки?
—
Дядька ловким движением достал из подсумка горсть самых разных драгоценностей.
— А какие хочешь? — улыбнувшись во все зубы, кивнул он.
На металлической перчатке лежали кольца, серьги, браслеты и прочая драгоценная мелочевка. По–моему, я разглядел пару золотых зубов…
— А–а–а… Я понял. — поспешно закивал я, затягиваясь сигаретой.
Он долбоеб! Совершенно отбитый! Отмороженный мужик, свихнувшийся на старости лет от столь резкой перемены места жительства. Моя гипотеза подтвердилась — инопланетянка действительно решила снимать реалити–шоу про психов в стране кошкодевок.
— А вот этот можно посмотреть? — вдруг подала голос Бэйри, указывая на сиреневый ошейник со всякими блестяшками.
— Конечно, золотце! Двести рублей и вся недолгая…
Заметив мой ошарашенный взгляд, прапорщик неуверенно качнул автоматической пушкой и брезгливо бросил:
— Ладно, сто пятьдесят! Совсем без порток оставите, черти!
— Э-эм… Как бы сказать… — промычал я, стараясь найти нужные слова.
Нет, слова–то у меня быстро нашлись, но вот материть мужика в моторизованной броне — не самая блестящая идея.
— Ой всё! Пачку табаку гони и забирай! — махнул рукой усатый, решив что я пытаюсь торговаться.
Ладно, хрен с ним! Достав из набедренного кармана пачку «Воронежа», я молча протянул её прапору. Когда обмен состоялся и Бэйри с улыбкой примеряла новое украшение, Тараканов наконец перешел к главному:
— Вот и ладушки, вот и хорошо! А теперь можно и по делу покумекать!
Ой, ну надо же! Неужели он решил наконец рассказать что за херня тут твориться? Самое, блин, время!
— Ну? — протянул прапор, когда молчание слегка затянулось.
— Что «ну»? — раздраженно бросил я, выкидывая бычок в траву.
— Да это самое! Это вы ко мне, товарищ лейтенант, пришли! Солярку не берете, барахлишко тоже… На кой хрен приперлись тогда?! — с вызовом закончил прапорщик.
Он что, прикалывается?
— Ты меня дрочишь что ли?! Что приперлись?! Ты, скотина седая, вообще уже берега попутал?! Это ты хули творишь?! У кого зубы выдираешь?! Зачем кошек стреляешь?! — не выдержал я.
— А ты мне погонами не тычь, бестолочь малолетняя! У меня сорок лет выслуги, молокосос! И на трофеи не зарься, щенок!
Дядька угрожающе показал мне свой здоровенный кулак. Трофеи, блять… Глядя на раздраженно дрожащие усы, я вдруг почувствовал что мой глаз вновь непроизвольно дергается…
— Ну а я ему, значится, вот так вот и говорю, мол, мил котейкин сын, паскуда ты хвостатая и самого диавола отродье, что же ты, срака бестолковая, мне приказывать удумал! А он знаешь че? А он… — гримасничая и оживленно жестикулируя руками, рассказывал прапорщик уже второй час к ряду.
— Охуитительные истории… Сейчас шишка встанет. — горько вздыхал я, сидя на обломке каменной стены и изредка поглядывая на Бэйри.
Девчушка же была в восторге. «Какие эмоции, какая экспрессия!» — журналистка развалилась на подгоревшем матрасе и слово в слово записывала рассказ Тараканова в свой блокнот.
По–моему, на этом пиршестве жизни я оказался лишним. Ибо нисколько не разделяю ни восторгов ушастой и энтузиазма этого седого полудурка! Я ждал тайн! Загадок! Хитрых интриг и манипуляций! А не полоумного прапора в моторизованной броне! И вообще, почему ему броня, а мне озабоченная мурзилка?!
Когда же это все закончится…
Продолжение следует.