Целовать девушек
Шрифт:
— Все, что ты говоришь, очень похоже на самовнушение.
Но мы оба знали, что я прав. Горькая правда. Бывает такая штука? Думаю, да.
— Наверное, мы и вправду можем далеко зайти, — сказала Кейт с улыбкой. — А после уже даже дружить не станем. Но я и думать не желаю об этом. Наша дружба — часть моей жизни, и я не в силах пока, отважиться на такую огромную потерю.
— Мы слишком оба сильны физически. Ненароком убьем друг друга. — Мне хотелось хоть как-то разрядить обстановку.
Она еще крепче прижалась ко мне.
— Не надо шутить над этим. И не заставляй меня смеяться, Алекс, дуралей.
— Конечно, она печальна, — сказал я. — Самая печальная из всех.
Мы до самого утра лежали в обнимку на колючем шерстяном одеяле. Засыпали под взглядом звезд и под мерный рокот Атлантического океана. Этой ночью в Аутер-Бэнксе все казалось окутанным пеленой вечности. Почти все.
Задремав, Кейт внезапно проснулась и посмотрела на меня.
— Алекс, он ведь снова следит за нами, правда? Точно я не знал, но замысел был именно таков.
Глава 121
Тик-трах.
Тик-трах.
Тик-трах.
Он по-прежнему не мог избавиться от мыслей о Кейт Мактирнан. Только теперь мысли эти вызывали гораздо более сложные и тревожные чувства, чем сама по себе доктор Кейт и ее участь. Она и Алекс Кросс сговорились уничтожить его уникальное творение, его бесценное произведение искусства, созданное только для себя, — его жизнь, такую, какой она была. Почти все, что было ему когда-либо дорого, безвозвратно погибло или разрушено. Час расплаты настал. Пришло время покончить с ними раз и навсегда. Показать им свое истинное лицо.
Казанова понимал, что больше всего на свете скорбит о потере единственного друга. В конце концов, это ли не свидетельство здравости его ума? Он способен любить, способен чувствовать. Не веря собственным глазам, он смотрел, как Алекс Кросс стреляет в Уилла Рудольфа на улице в Чепел-Хилле и как тот падает. Рудольф стоил десяти таких, как Алекс Кросс, а теперь он мертв.
Рудольф обладал необыкновенным талантом. Он был Джекилом и Хайдом одновременно, но лишь Казанове дано было оценить эти обе его ипостаси. Ему приходили на память годы, проведенные вместе, и он не мог заставить себя забыть их. Они оба остро чувствовали всю несравненную сладость запретного плода, тайную прелесть недозволенных удовольствий. Именно эта пагубная страсть заставляла их охотиться за умными, красивыми и талантливыми женщинами и коллекционировать их, именно она привела их к длинной череде убийств. Невероятное, ни с чем не сравнимое наслаждение от нарушения священных запретов, наложенных обществом, от претворения в жизнь сокровенных фантазий влекло и того и другого непреодолимо. Более острых ощущений невозможно было себе представить. С ними сравним лишь сам процесс охоты: выбор красивой женщины, слежка за ней и, наконец, обладание ею.
Но Рудольфа больше нет. Казанова не просто остался один, он вдруг познал страх одиночества. Ему казалось, будто от него отсекли половину. Надо обрести уверенность в себе, снова стать хозяином положения. Именно этим он теперь и занимался.
Надо отдать должное Алексу Кроссу. Он подобрался к нему уже совсем близко. Интересно, понимает
Кросс соорудил в Нэгз-Хеде прелестную ловушку для него? Без сомнения, Кросс предполагал, что он обязательно бросится вслед за ним и Кейт Мактирнан, так почему бы не воспользоваться его идеей, перехватив инициативу? В самом деле, почему бы нет?
В ночь, когда он появился в Аутер-Бэнксе, луна была почти полной. Казанова заметил на дюне, поросшей высокой волнистой травой, двоих. Это были фэбээровцы, которым поручено следить за Кроссом и доктором Кейт. Самые лучшие отборные охранники.
Он включил фонарь, чтобы эти двое заметили его приближение. Да, он везде свой, и в этом тоже гениальность его замысла, впрочем, лишь малая толика ее.
Подойдя достаточно близко, чтобы можно было расслышать, Казанова окликнул агентов:
— Эй, это я.
Он поднял фонарь к лицу. Пусть посмотрят, увидят, что это он.
Тик-трах.
Глава 122
Была моя очередь готовить завтрак, и я решил проявить демократизм — добавить к своему снискавшему дурную славу сыру «Монтрей-Джек» и омлету с луком любимые сдобные булочки Кейт.
Я решил пробежаться до маленькой и безумно дорогой булочной в Нэгз-Хеде и обратно. Бег трусцой иногда помогает сосредоточиться.
Я бежал по извилистой дорожке, заросшей по обе стороны высокой волнистой травой и спускавшейся с дюны на асфальтированную дорогу, которая, огибая болота, тянулась до самого города. Стоял один из последних прекрасных дней лета.
На бегу я постепенно отвлекался от тревожных мыслей. Своего охранника, распластавшегося на земле, я заметил не сразу.
Блондин в синей ветровке и пятнистых военного образца брюках лежал, раскинувшись, в высокой траве прямо у дороги. Скорее всего у него была сломана шея. Умер он совсем недавно. Тело еще не остыло, когда я пытался нащупать пульс.
Погибший был из ФБР. Профессионал, такого голыми руками не возьмешь. Его поставили сюда следить за мной и Кейт, помочь в поимке Казановы. Предложил это Кайл Крейг, и мы с Кейт согласились.
— О Господи, только не это, — простонал я и, выхватив пистолет, помчался обратно к дому, где осталась Кейт. Она была теперь в страшной опасности. Оба мы были в опасности.
Я попытался думать, как Казанова, сообразить, что он станет делать дальше, на что способен. Ясно, что оборона вокруг дома прорвана.
Как же ему это удается? Кто он такой, будь трижды проклят? С кем я тягаюсь?
Я не ожидал увидеть второе тело и чуть не споткнулся о него. Оно было скрыто в высокой густой траве. Этот агент тоже был одет в синюю ветровку. Он лежал на спине, рыжие волосы не растрепаны. Никаких признаков борьбы. Неподвижный взор устремлен на паривших над головой чаек и ярко-желтый солнечный диск. Второй телохранитель из отряда ФБР мертв.
Меня охватила паника. Я несся как сумасшедший навстречу тугому ветру, сквозь высокую волнистую траву к дому на берегу. Дом казался спокойным и безмятежным, каким был, когда я уходил.