Целующие солнце
Шрифт:
— Давай, не будем об этом, — перебил я, — мне нужна твоя помощь. Я не знаю, чем ты сможешь мне помочь, я вообще не представляю, что на меня нашло, когда я решил тебе позвонить. Мне просто кажется, что пока я не перепробую все доступные способы, я не успокоюсь.
— Вот на таких, как ты, на несчастных, оставшихся одинокими, потерявших близких и чуть-чуть сошедших с ума делают деньги мошенники. Я их сотни знаю. Бродят по станциям метро, по рынкам и торговым центрам, сидят в личных кабинетах, перестраивают гаражи и подвалы, чердаки и частные дома. Жгут везде ладан и ароматизированные свечи, одеваются во что-то яркое, примечательное, чтобы глаз цепляло.
— Честно говоря, хотелось бы не разочароваться.
— И не разочаруешься! — горячо воскликнул Игнат, — еще никто и никогда не уходил от меня разочарованным. Тем более, хорошие знакомые. Тем более те, в ком заинтересован я сам. Твоя кома, Филипп, до сих пор не оставляет меня в покое. Кома — это мостик в реинкарнацию, переброшенный между сознаниями. Это очень ценно для изучения метемпсихоза. Старик Ян мною бы гордился.
— Кто?
— Неважно. Я рассказывал. В общем, я к тому веду Филипп, что тебе повезло. Сорокапроцентная скидка практически в твоих руках.
— А общая стоимость услуги? — я отхлебнул чаю. Он оказался немного переслащенным.
Игнат вышел из-за стола с чашкой в руке. Полы его халата развевались, словно от сквозняка, обнажая худые волосатые ноги.
— Тут дело тонкое, Филипп, — сказал Игнат. — Что есть в моем случае услуга? Это фактический анализ ситуации, обработка информации, поиск и выявление реинкарнированного. По сути, под одной услугой скрывается целый комплекс услуг…
— И что же ты хочешь?
— Я еще не закончил… общая структура моей работы такова, что я не могу сиюминутно дать толковый ответ о стоимости услуги. Ведь услуга еще, по сути, не оформлена должным образом. Вот когда я приступлю к поискам, выловлю из потока информации ту самую рыбешку, которая нужна нам с тобой, тогда уже можно разговаривать и о деньгах… — Игнат выдержал непродолжительную паузу, шумно отхлебнув чаю, — но вот если бы ты внес небольшой аванс, дело, без сомнения, пошло бы гораздо быстрее.
— Сколько?
Игнат, сощурившись от видимых умственных усилий, назвал цену.
— Нехило.
— Фирма веников не вяжет, — отозвался Игнат. — Работа персонала, передвижение по городу, затраты на подкупы, взятки, добычу информации. В наше время без взятки никуда. У меня стандартная система оплаты. Ваш аванс — моя работа. Можем провести некоторую опознавательную работу прямо сейчас. Или, давай лучше устроим так. Я в качестве показательного примера провожу сейчас первое обследование. А ты после этого решаешь, стоит со мной сотрудничать или нет. Согласен, аванс немаленький, ну так и я на месте сидеть не буду.
— Дернул меня черт сюда сунуться, — незлобно пробормотал я.
— Это судьба, мой друг, — отозвался Игнат.
Неожиданно он засуетился, словно торгаш перед редким клиентом на базаре. Стопки книг перекочевали со стола на пол. Зачадили ароматические свечи. Игнат притушил свет, наполнив тенями углы комнаты, раскрыл какую-то книгу и некоторое время ожесточенно ее листал, слюнявя палец. Затем пробормотал: «А, вот. Так, да».
— Придвинься вместе со стулом к столу, Филипп.
Я придвинулся. Игнат захлопнул книгу и выудил из кармана халата длинную тонкую цепочку, венчаемую круглым медальоном. Дальнейшие действия напоминали постановочные сеансы гипноза, которые мне иногда доводилось видеть по телевизору. Игнат перевесился через стол, двумя пальцами свободной руки осторожно взял меня за подбородок, а второй рукой принялся раскачивать перед моими глазами медальон. Блики дрожащего света играли на его поверхности.
— Теперь, Филипп, расслабься и ни о чем не думай. Достигал когда-нибудь нирваны? Курил травку до одури? Или, может, кокаинчиком баловался? Все знаменитости балуются кокаином… Нет? Ну, тогда у тебя появилась уникальнейшая возможность дойти до этого без помощи всякой одурманивающей гадости. Следи глазами за медальоном. За светом, что бегает по его поверхности. Втяни носом сладкий запах, которым наполняют воздух свечи. Попробуй не копаться в своем мозгу, позволь мыслям течь, будто спокойным водам реки. Не концентрируй внимание, не делай резких движений. Медленно откинься на спинку стула… и когда я скажу «три», ты погрузишься в гипноз. Итак. Раз… Два…
(Три…)
В салоне самолета было как-то странно тихо. Звуки вязли в густом воздухе, наполненном ароматом чадящих свеч. Лампы рассеивали изумрудный свет, создавая иллюзию, будто мы находились в аквариуме. Мы — это я и Аленка.
Больше в салоне никого не было.
Стало трудно дышать, я захлебывался воздухом и часто сглатывал.
Аленка сидела, надувшись, была чем-то недовольна. Свои чудные пепельные волосы она собрала на затылке в тугой хвост, всегда так делала, когда ей было лень заниматься прической.
Самолет летел в тысячах метрах над землей. За иллюминатором плыли розовые облака, на горизонте скатывалось в тартарары солнце. Ровный гул двигателей прорывался сквозь вязкость воздуха и застревал в ушах.
— Чего ты? — спросил я, не открывая рта. — Что случилось?
И мне показалось, что мы не летим сейчас, а где-то стоим. Словно сознание разорвало надвое.
Поссорились. Самолет. Улетели. Упали. Аэропорт. Кафельный пол под ногами. Вместо стены — огромное окно, за которым видно серое бетонное панно. И самолеты стоят ровными рядами, молчаливая тысячная армия. Пахнет кофе.
Или здесь, в салоне, запах кофе проник в ноздри?..
Аленка посмотрела на меня исподлобья. Недовольна чем-то. И расстроена. Это был взгляд уверенности в ее правоте. Когда человек считает, что он прав, но изменить уже ничего нельзя.
— Что я сделал не так?
Лучи солнца скользят по креслу. Или это запоздалый рассвет перед стеклянной стеной в аэропорту?
— Разберись со своей головой, пожалуйста, — сказала Аленка, — мне уже надоело постоянно быть твоим здравым смыслом. Ты меня вообще когда-нибудь слушаешь?
— Слушаю, — эхом отозвался я, — как же без тебя?.. Я же не смогу…
— Надо смочь. Тебе голову дали не для того, чтобы ты в нее ел.
— Без тебя?..
— Да какая разница. Ты и так без меня. Даже когда со мной — без меня. Ты хоть понимаешь, что ты пропал? Растворился в своей безнадежности. В своих слабостях. В круговороте той жизни, которую ведешь. И со мной и без меня. Глупыш…
Сознание снова надломилось. Я увидел аэропорт. По окну бесшумно поползла трещина. Перед окном стояли я и Аленка, и некому было увидеть, что происходит. Трещина, словно изворотливая змея, проворно изгибалась, ползла вниз, а от нее во все стороны разбегались мелкие трещинки, покрывая стекло паутиной.