Цена денег
Шрифт:
Поднявшись по ступенькам на крыльцо ближайшего дома, он решительно взялся за дверной молоток.
– …А вот еще рыбной соляночки, гере ван дер Гроот! С мускатом, с гвоздичкой!
Отказаться от кулинарных соблазнов из рук фру ван Хемеарт было непосильно даже для монаха-постника. Освальд таял в жарком облаке радушия и домашнего уюта, которым буквально с порога окружили гостя хозяева. Пышка-Клара – румяная, сдобная, пухлая, в домашнем чепце и необъятном платье с оборками – хлопотала, спеша подать на стол очередное блюдо. Супруг хлопотуньи, Мориц ван Хемеарт, по его собственным словам – владелец сукновальной мануфактуры, поначалу больше молчал, тактично давая замерзшему путнику
Последние соображения Освальд не преминул высказать вслух.
Чета ван Хемеарт, переглянувшись, выслушала его сбивчивую благодарность с удивлением.
– Сразу видно, что вы не местный, гере ван дер Гроот, – многочисленные складки на вытянутом, «лошадином» лице хозяина сложились в мягкую понимающую улыбку.
– Освальд. Для вас просто Освальд, – поспешил вставить гость.
Сухощавый и прямой, как старое, но упорно цепляющееся за жизнь дерево, Мориц ван Хемеарт откинулся на высокую спинку кресла. Кивнул, сделал глоток из кубка, приглашая гостя последовать его примеру.
– У нас в Гульденберге, милейший Освальд, такие зверства не приняты. Отказать в гостеприимстве, прогнать несчастного… Собаками, наконец, травить! Если человек стучится в дверь, значит, нуждается в помощи. А долг всякого честного христианина – помогать ближнему. Разве не так?
– Конечно, вы правы, любезный гере ван Хемеарт!
Добродушный взмах рукой: «Мориц, просто Мориц!»
– Но, дорогой Мориц, в дверь не всегда стучатся добрые и благочестивые люди. Окажись на моем месте разбойник? Грабитель? Отчаявшийся бродяга?!
Лишь заканчивая тираду, Освальд задним числом сообразил: только что ему сообщили, в какой именно город он попал. Однако – Гульденберг? Странно. Очень странно. Городок расположен поблизости от Лейдена (иначе как бы он сюда забрел?!), а поверенный банкирского дома «Схелфен и Йонге» о таком месте ни слухом, ни духом!
– У нас жизнь тесная, спокойная. Все друг друга знают, воровать да разбойничать – себе дороже. Лихой человек сразу на виду окажется. А из пришлых… Не припомню я, чтоб чужие люди в Гульденберге озорничали. Может, ты помнишь, Клара?
Хозяйка сосредоточенно поджала губы, возвела очи горе, словно надеясь высмотреть ответ на беленом потолке.
– Нет, Мориц. Не помню. Не бывает у нас такого, гере…
– Освальд. Умоляю, просто Освальд!
– Нет, Освальд. Не бывает.
– А далеко отсюда до Лейдена?
Хозяин задумался, попыхивая свежераскуренной трубочкой.
– Лейден, Лейден… Сам у вас в Лейдене не бывал, врать не стану, но знающие господа сказывали, – слова «знающие господа» Мориц выговорил вкусно, причмокнув, словно вспомнив о чем-то безусловно полезном и нужном, – что пешком за сутки добраться можно. Если пораньше выйти. А верхом – к ужину поспеете. Только лучше вам задержаться в Гульденберге: сами видели, какие сейчас метели! Собьетесь с пути, замерзнете, не дай Бог. Вот наладится погодка, и езжайте на здоровье…
– Боюсь злоупотребить вашим гостеприимством…
– Да вы нас совершенно не стесните! Мы с Кларой домоседы, гостей принимаем редко, а так хочется иногда потолковать с новым человечком. Но, если настаиваете, можете позже перебраться в гостиницу…
Потекла ленивая, теплая, как носки тройной вязки, беседа. Здоровье,
Впрочем, сказал ведь Мориц: домоседы они с Кларой.
Месяц за окном толкался рогами в стекло, расписанное узорами. Постепенно беседа стала угасать. Клонило в сон: трудная дорога, сытный ужин и выпитое вино давали себя знать.
– Клара постелила вам на втором этаже, – угадал хозяин мысли гостя.
Неуклюже встав из-за стола, Освальд поклонился.
– Благодарю от всей души. Господь воздаст вам в раю за гостеприимство. Я же, кроме жалких денег, ничего не могу предложить. Возьмите…
Он принялся развязывать висевший на поясе кошель.
– Право, как вам не совестно?! Разве вы не обогрели бы усталого путника, окажись вы на нашем месте? Без расчета, без желания обогатиться?..
Вот в этом Освальд как раз сомневался. Стыд ел глаза, и еще больше хотелось отблагодарить милое семейство. Завязки кошеля отсырели, набухли, узлы никак не желали распускаться.
– Я настаиваю! Если вы откажетесь, я обижусь…
– Ну, раз настаиваете…
Мориц оказался рядом. Протянул руку – невесомую, похожую на ветку зимнего клена – и с ловкостью площадного фигляра извлек у гостя из-за уха пару монеток. В отблесках свечей тускло блеснуло серебро.
– Мы в расчете.
Однако, ловок! Видит, что гость – упрямец, вот и свел дело к шутке. Улыбаясь в ответ, Освальд проследовал за смеющейся Кларой на второй этаж.
Утром, когда после теплого молока с гренками ван дер Гроот предпринял очередную попытку расплатиться, Мориц обиделся всерьез:
– За кого вы нас принимаете?! Грех обирать гостя!
В итоге пришлось долго извиняться: мол, от чистого сердца, и все такое. Мир, хоть и с трудом, но был восстановлен, так что поверенный из Лейдена покинул гостеприимный дом в самом радужном настроении. «Надо будет подарок им купить, в благодарность!» – думал он, спускаясь с крыльца.
Свежее зимнее утро, румяное, как молодица на выданье, подмигивало искрами сосулек, веселыми блестками инея, пускало вдогон стаю зайчиков из чисто вымытых окон. Воздух хотелось пить, как ключевую воду. Морозец задиристо щиплет кожу – и не скажешь, что родной брат вчерашней пурги, назойливой любовницы, бесстыже лезущей под шубу. Ни ветерка, столбы дыма из труб прямо в небо упираются, что твои колонны в свод собора. Выходит, ошиблись ван Хемеарты, насчет погодки-то! Заподозрить милейших хозяев во лжи даже в голову не пришло. Всем известно: погода – девка вертлявая, никому не уследить.