Цена её любви
Шрифт:
Вампиршу интересовали покои Ричарда и Жаклин. Один должен заплатить – и заплатит за предательство кровью. Вторая обязана рассказать о ребёнке прежде, чем умереть.
Почти год Изабель провела, скитаясь, в холодных горах Шотландии, привыкая к своей новой сущности, обучаясь искусству охоты. Она стала зверем в человечьем обличье, самым опасным из хищников на Земле – намного хитрее лисицы, сильнее медведя, проворнее волка.
Из Дерика получился отличный учитель. Он научил перерождённую белошвейку многому из того, что умел, и в первую очередь – самообладанию, искусству преодолевать
Ровно год она не видела никого из прежних знакомых, общаясь лишь с волками, которые почему-то признали в ней своего, приняв в стаю. Ночные хозяева леса и гор совершенно не боялись бывшего человека, позволяли следовать за собой, обучая собственным хитростям и уловкам.
Двенадцать месяцев Изабель взращивала в душе семена ненависти и строила планы мести, настолько продуманные и коварные, что позавидовал бы любой стратег.
Триста шестьдесят пять дней она тосковала по отобранному малышу, воя по ночам вместе с волками на яркие звёзды. Печаль разъедала мёртвое сердце, раздираемое муками неизвестности.
Разлучённая с младенцем мать не знала даже пола рожденного ею ребёнка. Одни и те же вопросы постоянно сверлили мозг, отвлекая от жажды. Каким он был, её малыш? Крепким и черноволосым – в маму – мальчиком? Или рыжей и зеленоглазой – в папу – девочкой?..
Только бы взглянуть на него… если бы услышать её запах… хоть раз прижать к груди, хоть раз… Она, закрывая глаза, снова и снова видела перепачканные кровью руки, протянутые к той, что забрала самое дорогое, самое ценное в жизни. Маленький шевелящийся комочек, девять месяцев росший под сердцем, навсегда переставшим биться…
Тишину ночного воздуха прорезал вой волчицы, оплакивающей гибель волчонка. Вой страшный, протяжный, с лаем и переливами, сотканный из отчаянья и надежды. Рвущий душу тягучий крик матери, никогда не кормившей грудью.
Хищная самка призывала самца, чтоб вместе отомстить убийцам…
Изабель выпрямилась и замолчала – не стоит кликать беду. Её ребёнок жив! Она была уверена в этом. Не настолько графиня кровожадна, чтоб уничтожить малыша – плоть от плоти её сына… Или настолько?
Вампирша снова завыла, но в этот раз вой был больше похож на долгий грозный рык, обещающий мучительную смерть обидчикам. Лай в конце походил на горький плач с истерическим хохотом… Самец не придёт на помощь – он предал её, оставив в руках матери. Позволив ненавидящей Блеров решать судьбу последней представительницы этого рода.
Определять, должен ли увидеть свет его первенец, родившийся вне брака, зачатый в любви бастард…
Ровно год она пряталась, чтобы вернуться…
И теперь готова восстать из мёртвых!
Стражник на главной башне протрубил в рог, возвещая наступление ночи. Мост через ров подняли при первых же громких звуках. Ворота закрылись, но для ночных визитёров это не станет препятствием.
Белошвейка знала, как попасть в замок незаметно. Друг детства заплатил жизнью за спасение названной сестры, воспользовавшись семейной тайной. Прадед Гиона лично рыл подземный ход, ведущий из башни к лесу.
Изабель с легкостью отодвинула огромный плоский камень, прикрывающий вход в подземелье.
В памяти всплыл день побега, первый день перехода в новую жизнь.
Вампирша обхватила живот, выгнула шею и зарычала, выставляя вперёд клыки.
Её время пришло.
День мести настал.
Она уверено шагнула в темноту; следом, не раздумывая ни секунды, вошёл Дерик.
Им понадобилось немного времени, чтобы достичь каменной лестницы, ведущей в центральную башню. Изабель толкнула толстую дубовую дверь, преграждавшую путь наверх, та натужно заскрипела, но не поддалась. Она со злостью ударила ногой по обитой железом преграде. Сорванное с проржавевших петель дерево пошатнулось и с грохотом упало внутрь.
Вампирша огляделась, пытаясь определить, в какую сторону двигаться? Она принюхалась.
Запах смерти витал в воздухе, пахло горелой человеческой плотью. В душе что-то шевельнулось. Она удивилась собственной реакции – уж не сострадание ли это? – но тут же откинула глупые мысли. Не может быть в ней никакой жалости – некого жалеть в этом замке. Все, кого когда-то любила, либо предали, либо ушли в небытие.
Изабель вспомнила прощальный взгляд Додсона-младшего. Кровь, тонкой струйкой брызнувшую из уголка открытого рта. Рванувшую наружу живительную жидкость из пробитой острым мечом груди. Его последние слова перед тем, как захлопнуть дверь изнутри:
– Беги…
Верный друг собственным телом преградил преследователям вход в подземелье.
Кровь, боль, смерть, жажда и снова кровь – вот то, что теперь главенствует в её жизни, и даже воспоминания сотканы смертельно-кровавыми нитями боли…
Вампирша почувствовала сладковатый запах, исходящий из подвала, где когда-то сама ожидала казни.
Она, спустившись на три ступеньки, заглянула в приоткрытую дверь, расслышав слабый шёпот и грубый смех в ответ, и вошла внутрь.
Мерцающий свет вставленного в железное крепление факела слегка освещал мрачное пространство помещения.
На протянутой через толстую балку верёвке, за связанные за спиной руки болталась подвешенной молодая женщина. Прикованный к сырой каменной стене мужчина умолял рослого палача пощадить жену, твердя, что та не крала ткань, предназначенную для платья хозяйки.
Перед глазами Изабеллы появилась красная пелена, принёсшая вместе с гневом воспоминания.
Точно так же когда-то она умоляла смилостивиться над собой. Божилась, что никогда не призывала дьявола, потому что не была ведьмой, но никто не хотел слушать. Одна за другой – бывшие подруги называли её колдуньей, присягая в том на кресте. Одна за другой…
Изабель вспомнила довольный взгляд Жаклин; коварный замысел графини удался – ненавистную девку ждал костёр. Только беременность спасала белошвейку от страшных пыток. Пытать женщину на сносях инквизитор не стал, ограничившись побоями с прижиганием, не позволив делать этого и палачу замка. Но после родов её ожидали дыба с костром. Достаточно многие подтвердили факт колдовства. Очень щедро пожертвовала леди Бедфорд на нужды церкви.