Цена империи. Выбор пути
Шрифт:
По дороге в физиологическую лабораторию меня перехватил Аркадий Иванович Якобий, который разрабатывал программу общественной гигиены по моему заданию. Обсудили с ним самые животрепещущие вопросы, еле отцепил его, ибо он впился в мою тушку аки клещ, сей интеллектуальный кровосос всё пытался выяснить, откуда у Его Императорского Величества столь глубокие познания в гигиене, несколько превосходящие его, профессорские, познания? Ага, так я ему и скажу, что это сведения от Сандро плюс хорошая память моя лично! В общем, кое-как вырвался, стал даже думать, может быть зря я выдернул этого якобиста из Харькова? Хотя тут он на своем месте. Ладно, что сделано, то сделано, взад вертать не будем.
А вот и лаборатория, ставшая второй целью нашего посещения Екатерининской больницы. Тут нас встречала сладкая парочка из двух спевшихся физиологов: выпускника Гейдельбергского университета Льва Захаровича Мороховица и князя Ивана Романовича Тарханова, выпускника Военно-медицинской академии Санкт-Петербурга, успешно защитившего десять лет
Сначала Иван Романович поступил на физико-математическое отделение университета, по требованию родителей, но потом все-таки выбрал медицинский факультет с прицелом на физиологию. Соблазнил его на эту стезю некто Сеченов. Наслушался молодой князь лекций великого ученого. Так математиком Тархановым стало меньше, а физиологом Тархановым — больше. Но мне как раз и понадобился такой ученый, который и в математике с физикой разбирается, и в физиологии соображает. Дело в том, что работы по электрокардиографии, то есть тому, что должно было этим методом диагностики стать, велись англичанами и американцами. Но как-то все это было у них на весьма примитивном уровне. Тем не менее, пригласить к себе этих исследователей не получилось. Совсем не получилось. Не знаю. почему в попаданческой литературе великие ученые косяками валят в Россию. У меня никаких косяков не получалось. Выдернуть нужного человека — это целая операция, слишком уж не хотят менять насиженные места. Надо или поджидать каких-то неурядиц, или использовать другие методы. С тем же Максимом сработала медовая ловушка. Впрочем, он в браке счастлив. В общем, не все можно измерить деньгами. Звон золотых монет для ученых имеет значение, но намного большее — престиж. А пока что у нас с престижем не ахти. Как Петру Великому сложно было собрать в Академию лучших ученых мира? Далеко не самые лучшие собрались. Хотя несколько светил было, это правда. Так и у меня — парочку звезд получить удалось, но до мишленовского стандарта в пятерочку еще далековато.
Вообще, электрокардиография — это чисто моя заслуга, а не Сандро. Так получилось, у меня в ТОЙ реальности остался друг, одноклассник, врач-кардиолог, Матвей Ильин. Мы с Матюшей периодически встречались, обменивались интересными историями, выпивали, чего уж там. Будучи великолепным специалистом, в личной жизни Илья был неудачником, три брака закончились тремя разводами, дети разбежались по разным странам, в общем, он остался одиночкой, как и я. В тот день мы собрались у него на даче — чуток выпить, мясца пожарить, все как обычно. Помню, что разговор зашел об академике Чазове, которого Матвей знал лично, в общем, я тогда задвинул, что есть такая теория, что Чазов способствовал быстрому уходу в небытие наших коммунистических лидеров, работал по наводке ЦРУ. Давно я так Матвея не веселил. Тот ржал, аки сумасшедший! Потом заявил, что ученым Чазов был выдающимся. Да, а вот как клиницист ошибки делал — на каждом углу, если бы не врачи-ординаторы, которые эти ошибки втихаря исправляли, то ему даже отделение не доверили бы, точно! Как-то привезли самолетом в кремлевку из Алжира руководителя врачебной делегации, который там сознание потерял. Личность примечательная, внучатый племянник какого-то известного ученого. В общем, Чазов поставил ему диагноз «инфаркт миокарда» и лечение назначил соответствующее. На счастье, племянника, он вовремя очнулся, объяснил тупым докторам, что у него произошла аллергическая реакция на какую-то местную хрень, и вообще, у него аллергия почти на всё, а на тупых докторов — особенно! После чего заказ себе гомеопатию и через десять дней вышел из реанимации совершенно здоровым человеком. Под эту история мясо приготовилось самым волшебным образом, запахи стояли такие, что соседи по даче носами прилипали к ограде, но знали, что им ничего не обломиться, ибо нефиг мусор через забор перебрасывать, утырки… Каждый приезд на дачу начинался с уборки подзаборных завалов. Потом пошли кино смотреть: кто-то подкинул доктору фильм «Карп отмороженный». Сказали, что легкая комедия, и под водочку с закусоном самое то. Поставили фильму и на первых же минутах я увидел, как у Матюши пошла форменная истерика. Он просто катался по полу от хохота. Я лично ничего ржачного не увидел: сидит себе доктор и втирает пациентке (Нееловой), что жить ей осталось совсем ничего, что сердечко у нее плохое и в любой момент кранты настанут. И что тут смешного?
— Понимаешь, в чем дело, дружище… — произнес Матвей, когда чуток успокоился, — доктор держит в руках кардиограмму абсолютно здорового человека. С такой пленкой можно идти вагоны разгружать! Норма! Абсолютная норма! Какая такая внезапная смерть? От чего? От кирпича на голову разве что!
Я же смотрел на него совершенно ошалело… мол, чего ты… В общем, проехали мы тот эпизод. Фильм мне понравился. Очень. Даже как-то было обидно за этот эпизод, поимаю, бывает, подсунули пленку актеру, он и отыграл… А что обычную — так ничего страшного. Но чем-то меня это зацепило. Выпросил у Матюши справочник
В общем, в создании первого в мире электрокардиографа ваш покорный слуга, он же император, поучаствовал, причем весьма конкретно. Сложностей было — лопатой не перекидать! Одна только бумага и самописец — важнейшие узлы аппарата, попробуйте создать с нуля, на коленке! Ничего! Справились! Запатентовали! Вот он, наш первенец, работающий экземпляр! На этом чуде инженерной мысли Тарханов сейчас диссертантов клепает… Ну, ничего, это даже очень хорошо, что в этой области мы впереди мира. И за копейку ржавую патенты продавать не собираемся!
Ольга, конечно же, знала, что за процедура ей предстоит, и смущалась весьма сильно. Но тут все было готово — среди персонала была в наличии обученная сестра милосердия. Так что мужчины ушли, оставив женщин за ширмой, отгородившей угол с кардиографом. А через четверть часа я уже рассматривал пленку жены, которая была далеко не идеальной. Впрочем, Эдуард Эдуардович подтвердил, что сердечко у супруги не в самом лучшем состоянии, и беречь ее надобно. Выписал сердечные капли, настойку валерианы, поскольку сердечные болезни от нервов. Это я тоже в курсе, что все болезни от нервов, разве что пара-тройка от любви.
По приезду в Кремль медицинская тема меня не отпускала. Получил телеграмму от Менделеева, что в Санкт-Петербурге, в фармлабаратории Химического комитета наконец-то смогли синтезировать изониазид, он же тубазид, он же мощное лекарство от туберкулеза. Я опять-таки не собирался складывать все яйца в одну корзину. Над антибиотиками в Одессе работал Мечников. Этот довольно сложный типус наотрез отказался переезжать в столицу, решительным образом настаивая на том, что останется работать в Одессе-маме. Пришлось скататься в Южную Пальмиру, переговорить с оным ученым, что тут говорить — человеком выдающимся. Он моим визитом был ошарашен. Не ожидал не только посещения сего городка, бывает, государи и не в такие дыры заглядывали, а тем, что к нему пришли и разговор наш длился шесть часов с половиною. В общем, пусть в Одессе будет солидная исследовательская лаборатория. Заказали оборудование: всё, что Илья Ильич пожелает. И сделали программу создания антибиотиков — пенициллина и стрептомицина приоритетными. А вот химикам подкинули два соединения, важнейших: стрептоцид и изониазид. Дело в том, что первый завод анилиновых красителей уже был запущен в работу. И вообще, Менделевский комитет (Химический) ранее назывался анилиновым. Ибо анилиновые красители — прибыльная тема химического производства. А почти все химические производства по схеме своей именно анилиновые заводы и копируют. И если в производстве стрептоцида я был уверен, что получится быстро, то изониазидом меня Мечников порадовал, ибо до стрептомицина было еще ой как далеко. Чуть быстрее двигались дела с пенициллином. Но до рабочего препарата тоже было неблизко.
Вот и пришла пора подумать о приглашении толковых технологов. Ибо производство требует отлаженных технологических протоколов. А производить пенициллин тот же потребуется в миллионах доз. Следовательно, необходимо успеть создать реактор и технологию создания пенициллина. Чертежи реактора сделал Сандро, его подготовили по этой теме в «Векторе», вопрос был в том, где его создавать. Ибо отдавать на сторону не хотелось, а сварганить тут, на месте, проблемка изрядная. В общем, пришлось отвлекать Путилова. Он и нашел умельца, который будет держать язык за зубами. Так что вскорости получим мы первый реактор, который отправиться в Одессу. Как раз к началу следующего года может быть, получат более-менее очищенный пенициллин. Тогда и будем думать, как его производить. А технолога? Будем выписывать из-за границы, думаю, из штатов. Кто там у них, Массачусетский технологический? Вот оттуда кадры и потянем…
Когда решение принято, дело сделано, быстро пишу письма: Менделееву, с просьбой отправить партию изониазида, как получат не несколько грамм, а чуть больше, Мечникову на противотуберкулезные испытания. И приложить просьбу не испытывать сей препарат на собаках, ибо те оный не переносят, для них это яд. Послу в САСШ, чтобы подыскал толкового, но небогатого выпускника Массачусетского технологического института для работы по контракту в России. Контракт на десять лет с возможностью продления и весьма хорошими условиям. Если найдет весьма известного специалиста, можно обещать почти все, что только пожелает! И таких заказывать пять, а лучше всего десяток! Аггага! Разыгралось воображение! Дайте все, и еще заверните в персидский ковер со скидкой. Скромнее надо быть, вашество… Скромнее! Мечникову написал с просьбой описать проблемы, типа, поговорю с умными людьми, может, что подскажут толкового. Не думаю. что Илья Ильич обидится. Он тоже себя к умным людям причисляет. Знает, что одна голова хорошо, а семь — немногим лучше.