Цена изменения
Шрифт:
— Только в этот раз все началось из-за меня.
— И что? Это мой выбор.
— Ну так и я свой сделала.
— Я тобой горжусь, — он иронично покосился на супругу и машинально поцеловал в лоб.
И сам испугался, но она не отпрянула, не бросилась прочь. Улыбнулась так легко, что у Лейта защемило сердце. От любви, от ненависти, от того, что не смог ее защитить, не смог подарить такое же счастье, но без памяти о боли, об отчаянии, о предательстве.
— А сегодня? Разве я не молодец? Я первый раз нигде не налажала! В танце не споткнулась, еду не уронила,
— Я бы не стал тебя меньше любить от этого.
Его глаза кажутся такими темными в лунном свете, но почему Лейт смотрит на нее так, словно чего-то боится?
Похоже, и ему вино в голову ударило. Никогда еще Аори не слышала от Лейта такого простого и искреннего признания, не скрытого за щитом иронии. От чего он вечно защищается? От кого?
Или — кого он защищает от себя?
Ей тоже страшно. И так легко спрятаться от этого страха за поворотом головы, за жестами джерлака, за дурацкими шутками. Отказать или просто никогда не дать шанса спросить.
— А я хочу быть с тобой. Всегда. И разлучаться, только чтобы вернуться.
Аори коснулась пальцем губ, вечно сжатых, как в ожидании удара. И он вздрогнул так, будто она ударила.
— Ну что ты делаешь?
— Пользуюсь тем, что ты все еще добрый.
Его губы горчили от вина, ее, конечно, тоже.
Разум шептал Лейту, что надо прекратить, остановить ее и себя, пока не поздно. Шептал и другие вещи, которые он, сжав гордость в кулак, обсуждал с Владыкой. Но кровь гремела в ушах, заглушая этот слабый голос, и оставались лишь отдельные, лишенные смысла слова.
— Лейт, пожалуйста, — попросила Аори. — Хватит думать.
Он услышал.
Как они оказались на террасе, куда выходили двери их комнат? Зачем? Память подсовывала лишь то, что Аори забыла туфельки на берегу, и он нес ее на руках. Точно, до террасы было недалеко, а в обход намного дольше.
Лейт осторожно опустил супругу на пол, напоминая себе, как должно, прилично и правильно поступить.
— Спасибо тебе за вечер.
Аори иронично приподняла бровь.
— Не забудь закрыть окно, а то простудишься.
Аори усмехнулась и сложила руки на груди, ожидая, что же еще он придумает. Чувствуя себя последним дураком, Лейт продолжил:
— Спокойной ночи.
Она взяла его за руку, не позволяя уйти.
— Я не хочу, чтобы этот вечер заканчивался.
— Я тоже. Но…
— Если бы у меня были длинные волосы, я бы просто изобразила… Как ты там рассказывал?
Аори провела рукой от головы и вниз, делая вид, что накручивает локон на палец. А вот ответный жест Лейта был вполне реальным, и это легкое касание бросило тело в жар.
Что-то в этом точно есть, в переполненном зале, скрываясь от чужих взглядов…
— Ты правда этого хочешь?
Сейчас ей хотелось, честно говоря, съязвить про то, что она не настолько пьяная, как ему кажется, и что незачем спрашивать одно и то же, и еще про что нибудь… но Аори взглянула в тревожные серые глаза и ничего не сказала.
Они оставили балконную дверь распахнутой, позволив ночному воздуху касаться разгоряченных тел. Между штор пролегла тонкая лунная дорожка, и этого серебряного света Лейту хватало, чтобы понимать, как прекрасна девушка в его руках.
Он целовал шею, спину, пока расстегивал крючки на платье. Застежки казались бесконечными, но Лейту нравилось смотреть, как понемногу расходится ткань, открывая новые места для поцелуев. Тугой корсет оставил продольные полоски на коже, и он коснулся губами каждого из этих шрамов, полученных ради него.
Ладони Аори жгли, словно огонь, когда она нетерпеливо обняла Лейта прямо под тонкой тканью рубашки, стоило расстегнуть пуговицы. Когда-нибудь она научится и такому фокусу, когда-нибудь вызовет реальное пламя одним желанием. Когда-нибудь.
Лейт опустился перед ней на колени, прижался лицом к плоскому животу. Аори легко, счастливо засмеялась.
— Ты прекрасна. Почему я не умею рисовать?
Она зарылась руками в его волосы, заставила поднять лицо к груди. Лейт коснулся губами небольшого полушария с вздернутым кончиком, встал рывком, подхватил Аори на руки, не переставая целовать. Тонкие ноги прижались к его бокам, а тепло бедер в ладонях сводило с ума.
Можно целовать ее вечно — хрупкое тело почти ничего не весит. Аори тихо стонет от наслаждения, прижимается к нему, и ее ладони вновь скользят по плечам, неумело, доверчиво, с такой затаенной страстью, словно внутри кипит вулкан. Хочется, чтобы эти мгновения не кончались, и одновременно — помочь ей освободить эту страсть, это чувство, дать понять, что нечего стыдиться, нечего бояться.
Лейт опустился на край кровати и медленно провел кончиками пальцев по спине Аори, снизу вверх. Она изогнулась, напряженные соски царапнули его собственную грудь. Губы пересохли, набухли, растеряли свою осторожную боязливость. В какой-то момент уже не он, а Аори целовала его все более жадно, все более торопливо.
Тонкое кружево на ее бедрах не давало покоя, но Лейт боялся двигаться дальше. Пытаясь хоть немного прийти в себя, он откинул край одеяла и помог Аори под него забраться. И, пока она устраивалась между подушек, встал, повернулся к ней спиной, чтобы не смущать, торопливо стянул брюки.
— Иди ко мне, — позвала она.
Боги, что происходит вообще, неужели это лишь из-за обряда? Лейт никогда такого не чувствовал, ни с одной из своих немногих женщин.
Он обнял Аори, задыхаясь от нежности, поцеловал. А она прижалась к нему, закинула ногу на бедро, ничуть не смущаясь, и, когда Лейт провел рукой по гладкой коже, то понял, что Аори полностью обнажена.
— Ну, я хотел их сам снять, — пробормотал он немного обиженно.
— Еще успеешь.
Снова поцелуи, снова касания, скорее из любопытства, чем понимания, что вообще делать, но он не променял бы эти неловкие ласки ни на какие иные. Лейт мог целовать каждую клеточку ее тела, ласкать самыми нежными движениями, и нагло пользовался этим, удивляясь, как сильно она отзывается на каждое его прикосновение.