Цена на материнство
Шрифт:
Его «лада» появилась у подъезда ровно в шесть двадцать. Витя никогда не опаздывал. Он вышел, чтобы распахнуть передо мной дверь, нежно чмокнул в уголок губ.
– Ты прекрасно выглядишь.
Он мог этого не говорить: восторженный трогательный взгляд за стеклами очков был красноречив. Рядом с Витей я всегда вспоминала Душечку из «В джазе только девушки», которая любила мужчин в очках. Что-то в них есть щемяще-беззащитное, детское, милое. И каким бы хрупким ни казался Витя, я знала, что он меня не предаст никогда. А верность важнее страсти.
Мы подъехали к школе – странно было видеть ее спустя столько лет. Меня отбрасывало в прошлое, бурное, напичканное эмоциями, как тротилом. Я поклялась себе не вспоминать Игоря, но стены, даже перекрашенные в желтый цвет, все равно тормошили память. Даже тогда, в выпускных классах, я не могла толком объяснить себе, что чувствую. Игорь вызывал во мне совершенно чуждые, непонятные мне ощущения, заставлял сомневаться в собственном благоразумии. И если бы Витя не спас меня тогда, не бросился на амбразуру, кто знает, что бы случилось в том кабинете? Нашла бы я в себе силы оттолкнуть Верещагина, сопротивляться его темному, почти демоническому обаянию? Да, тот вечер был страшным. Для меня, для Вити, для всех нас. Мне еще долго снился Игорь на мотоцикле, драка, и каждый раз я просыпалась в слезах. Но все-таки я была благодарна судьбе, что она повернулась именно так. И я вовремя поняла, какую глупость чуть было не совершила… И слава Богу, Игорь все-таки уехал из города.
– Готова? – Витин голос выдернул меня из раздумий, и я осознала, что мы уже какое-то время стоим на парковке у школы.
– Конечно, милый, – я улыбнулась, и мы оба вышли из машины.
Из здания уже раздавалась музыка, мужчины и женщины, которых я помнила детьми, курили у подъезда.
– О, какие люди! – Наташка Сиваева кинулась к нам и стиснула меня в объятиях, обдав алкогольными парами. – А мы как раз вспоминали, как Игорь тогда устроил…
Жесть, да?
– Ты кстати ничего о нем не слышала? – спросила у меня Таня Кудрявцева. – Вы же вроде встречались? Или типа того…
– Нет, – сдержанно отозвалась я.
– А он, вроде в Москву собирался… Доехал, интересно?
– Да прям, доехал он! – хохотнул Петя Кобылкин и метко бросил бычок в урну. – Зуб даю, либо врезался в первый столб, либо скололся на хрен. Он всегда был без башни…
– А тетю Марину кто-нибудь видел? – оживилась Люба, учуяв пикантный запах сплетен.
– Тоже нет. Говорят, она тусила с каким-то дальнобоем… Может, так и ушла в рейс с концами.
– К черту их, – отмахнулся Петя. – Сразу было видно, что этим все кончится.
Пошли лучше накатим еще, потанцуем…
Я взяла Витю под руку, но не успели мы и двух шагов сделать к крыльцу, как за спиной раздался то ли рев, то ли гул мощного мотора. Я вздрогнула и обернулась не сразу. Боялась увидеть «Яву» и Игоря. Тряхнула головой, сбросила дурацкие страхи и заставила себя посмотреть.
Перед школой остановился, выпуская клубы пара, красный тонированный «лексус» с номером «В666АД». Открылась водительская дверь, и перед нами предстал Игорь Верещагин собственной персоной. Теперь он выглядел иначе: черный костюм, модный узкий галстук, стрижка голливудской кинозвезды, дорогие часы…
Но взгляд! Взгляд остался прежним. Наглый, вызывающий, дразнящий.
– Ну, привет всем, – выдал он с усмешкой. – Давно не виделись.
Глава 3
Игорь
Я долго представлял себе эту встречу. В те дни, когда у меня не было ничего, в те дни, когда я, вгрызаясь зубами в каждый заработок, делал себе первый капитал. У меня была цель – деньги. Много денег. И я не гнушался ничего. Раздавал листовки, таксовал, ночевал в парках, делил крышу с узбеками. Хорошие, кстати, попались ребята, душевные. Научили меня готовить такой плов, что если бы не выгорело с бизнесом, я бы устроился поваром в придорожную забегаловку.
Вместе с одним парнем заказал первую партию дешевых китайских кроссовок, вдвоем толкали их на рынке, потом нашли одного рукастого задрота, чтобы он нам сделал первый сайт. Из дерьма и палок. Сейчас я бы и не вспомнил, сколько всего мы пытались продавать за эти годы: украшения для праздников, цветы, мебель, канцелярку, шмотки. Начинали – и прогорали, снова начинали. Мотались в Китай и с разговорником в руках бегали по фабрикам, обсуждали на помеси кривого английского с китайским условия работы. Выбили из одного Цзана эксклюзивный контракт – и понеслось. Первый офис, первый склад, первая команда программистов, которые перепрошивали телефоны и планшеты под нашего потребителя. Первый миллион, первая ипотека, первая тачка.
Перевез в Москву маму, поселил отдельно. Нашел деньги на ее бизнес – не столько для прибыли, сколько для самооценки. Массажный салон. Конечно, матушка не исправилась, но теперь хотя бы заводила интрижки для удовольствия, а не для того, чтобы отмазать меня от тюрьмы, армии или выселения из квартиры за долги по коммуналке.
Мама быстро освоилась. Здесь за ней не тянулся шлейф старых приключений, она научилась задирать голову и строить из себя потомка аристократов. Снова подняла тему с моим якобы отцом – Валерием Ещенко, кумиром зрелых женщин. Когда-то она мне все уши прожужжала, а я, наивный идиот, трепался об этом на каждом углу.
Мол, все вы дураки, мой папа – сам Ещенко. Мама даже писала письма, выслеживала его на концертах, звонила на телевидении. Все глухо. И я уже смирился, что это одна из тех легенд, которые женщины создают сами себе, чтобы хоть как-то скрасить существование. Флер загадочности и неразделенной любви.
Создают – и сами потом начинают верить.
Но правда оказалась неожиданной. Деньги открывают все двери, и если бы я продолжал стучаться в дом Ещенко и твердил, будто он мой биологический отец, меня бы вышвырнули на обочину охранники, да еще и отпинали бы по почкам. Но стоило мне столкнуться с ним на одном из светских раутов и будто бы невзначай, в качестве анекдота, упомянуть про мамину легенду, как он резко вспомнил о своей поездке в наш городишко, узнал на фотографиях мою матушку. И вот так, слово за слово, ради естествоиспытательского интереса, мы с ним договорились о тесте ДНК. Девяносто девять процентов. Бывает же!
Что забавно, в тот момент я не почувствовал ничего, кроме легкого удивления. Мол, случается же такое. Мне не хотелось ни вешаться новообретенному папочке, ни радоваться воссоединению семейства, ни встречаться с братьями-сестрами. А вот Ещенко раскис. Наверное, возраст делает людей излишне сентиментальными.
Всплакнул, накатил беленькой, пожалел меня, сиротку, выросшего в тяготах и нужде. Странно было смотреть на пьяные слезы поп-звезды.
И я хотел было уже закрыть тему, перевернуть страницу биографии, но Ещенко стал домогаться меня с пылом молодой любовницы. Не в интимном, конечно, смысле. Звонил, писал, обижался, что я слишком долго не снимаю трубку.