Цена недоверия (Два шага в Бездну)
Шрифт:
Я смотрела ей прямо в глаза. Да, она тоже понимала. Понимала, что свою недолгую жизнь мне предстоит провести с ним, с этим... симбионтом! С его чудовищным драконом, о котором рассказывают такое, что волосы становятся дыбом!
– Не соглашайся, прошу...
– Я не могу, - ее голос дрогнул, руки невольно легли на начавший расти живот.
– Прости.
– Мама!
– Теара!
– взвыли мы с отцом в один голос.
– Замолчите оба, - тихо попросила она.
– Я сама виновата... Что ж, соль-терро
– Она медленно встала.
– Говори.
– Я, соль-терро, Айон Дарсан Сеннотт-Олгн Андарран прошу соль-арэо Съерру Ингрид Эо Ран принять меня в свою жизнь и судьбу как единственного консорта отныне и до ее смерти...
Слова были ритуальными, но от того не менее чудовищными. Я все так же сидела у ног матери, смотрела на соль-терро снизу вверх и не могла поверить, не могла и все...
– Я, соль-арэо, Теара Ингрид Лао Ран, согласна и позволяю своей дочери Съерре Ингрид Эо Ран взять тебя, соль-терро, себе в консорты...
– она глянула на меня и шепнула одними губами "Быстрее"!
Она нарочно исказила формулировку... Сказала "в консорты" и не "единственным консортом", она дала мне шанс!
Соль-терро нахмурился, открыл рот собираясь возразить, но я перебила звонко крикнув:
– Согласна!
– Слово сдержанно, - объявила мама.
– Я ничем не обязана тебе более Даросан.
– Слово сдержанно не в точности, соль-арэо - зло возразил он.
– Ты нарушила часть Клятвы, не страшно ли тебе?
– Довольно с тебя и того!
– рявкнула она в ответ.
– Убирайся с глаз моих, разрушивший жизнь моей дочери! Не желаю тебя видеть!
Снова дрогнули стены и послышался драконий рев. Я сглотнула вставший в горле ком.
– По закону, - мой голос дрогнул, - как каждый из моих консортов ты, соль-терро, имеешь право требовать одну ночь из двенадцати. Не надейся на большее.
– Я жду тебя сегодня на закате, моя леди. В моем доме.
– Он ожег меня горячим взглядом, отвесил глубокий поклон и вышел.
– Съерра, - мать виновато протянула ко мне руки.
– Нет.
– Я неловко поднялась на ноги и отступила, стараясь не встретиться с ней взглядами.
– Я пойду к себе. К этой ночи лучше приготовиться.
Мама нарушила Слово. То есть не выполнила его полностью... Ох, если бы тогда хоть кто-то из нас знал, что про кару сказано неспроста...
Роды были тяжелые. Лекари дежурившие у дверей на случай если понадобиться сменить кого-нибудь из задействованного персонала, обеспокоенно переглядывались, а мы сходили с ума в ожидании...
– Родился, - отчего-то мрачным тоном сообщил, наконец, один из лекарей, выглянувший из палаты. Одежда на нем сплошь была пропитана кровью.
– Как ребенок? Как соль-арэо?
– С ней все хорошо. А вот про Амори рано говорить.
Отец посерел лицом. Потом
Амори родился слабым, болезненным и слепо-глухо-немым. Лекари и медики были в ужасе, они то знали, что такого быть просто не могло. Но случилось.
Год спустя тесты доказали, что мать бесплодна. Вот такое вот наказание... Просто и жестоко. Она клялась своей жизнью и жизнью нерожденного сына, но решила схитрить, дать мне шанс и поплатилась...
Я не знаю как это - жить в полнейшей тьме, без звуков, цветов, совсем без ничего. Мой младший брат так и живет. Он узнает меня на ощупь и по запаху, радуется, улыбается. Он понимает только язык прикосновений и тянется, льнет к рукам с безграничным доверием существа, которому никогда не делали больно. Он не знает, чего лишен, и не узнает никогда. Амори любит меня и братьев, любит отца...
Она не ходит к нему. Не может. Она обрекла его на это, отняла возможность жить полноценной жизнью ради того, чтобы дать мне немного свободы от Дарсана... Свободы бесполезной, потому что я все равно умру, а Амори предстоит долгая жизнь в темноте.
И это несправедливо.
В комнате Амори вместо стен прозрачное биостекло, за которым непрерывно дежурят лекари, няни и охрана. Изнутри она застелена безумно мягкими коврами, и заполнена множеством специальных игрушек. В ней нет мебели, потому что он еще не понимает, что в окружающем мире существуют вещи, которые нужно обходить. Рядом с ним на полу сидит Гарен - он бессменная нянька, гувернер и телохранитель в одном лице. Амори, несмотря ни на что, хорошо различает окружающих и далеко не всех принимает.
– Соль-арэо, - вежливо поклонились охранники у дверей, таких же прозрачных, как и стены.
– Как он сегодня?
Претта, одна из главных нянь подступила ближе и тихим, профессионально мягким, голосом доложила:
– Сегодня ему намного лучше. Температура спала, слабость ушла, он даже поел и с удовольствием. Гарен предложил вынести его на улицу, но...
– Претта нахмурилась одновременно строго и виновато: - лекарь не советовал. Холодный воздух, ветер...
– Я поняла. Спасибо, Претта, можешь отдохнуть пока.
– Моя соль-арэо!
– поклонилась она.
Дверь в бокс открылась бесшумно, но Амори все равно повернул ко мне голову, словно почувствовал. И улыбнулся, легко и светло. Гарен поздоровался со всем уважением, но своего занятия не прекратил: поочередно давал брату держать предметы из коробочки, помогал ощупывать, изучать. Потом клал обратно, брал следующий и так по кругу.
Я присела рядом с братом, сжала рукой его худенькое плечико. Амори тут же отбросил в сторону резную лошадку и потянулся ко мне. Глубоко вдохнул, втягивая запах и принялся ощупывать меня рукам, вдумчиво, никуда не спеша.