Cena oshibki
Шрифт:
– Баренц не даст добро экспериментировать с просачиванием сквозь это поле, даже если челнок включит свою защиту на полную.
– А если в автоматическом режиме, без экипажа?
– Конечно можно, но не забывай, что у нас всего десять челноков, а впереди неизвестное количество загадок, которые, возможно, придется решать таким же образом. Будь у меня тысяча челноков, потери в технике были бы оправданы, а так...- Он замолчал, по-прежнему неотрывно наблюдая за величественностью светила.
– Что по звезде?
– Редкий экземпляр,
– Проще говоря, неизвестно, сколько он отвел нам времени для изучения Давида?
– Совершенно верно, Арсений Павлович. Большую часть жизни это светило уже прожило. Термоядерные реакции внутри звезды практически исчерпали себя, вследствие чего сейчас ее температура и светимость пиковые. Однако, когда начнется коллапс вещества, спрогнозировать сложно.
Так он и простоял до вечера, недвижно глядя на огромную звезду, которой скоро предстояла незавидная участь превращения в черную дыру с сопутствующим этому процессу взрывом гиперновой.
Разумеется, понятия дня, ночи, вечера и утра считались на кораблях, во время космических экспедиций, чисто условными. Ритм жизни человека, оторванного от родной системы, укладывался в тридцатишестичасовой промежуток, и все астронавты жили по этому природой заложенному времени.
– Есть кое-что любопытное, кэп, - по-свойски обратился к нему "Ермак", единственный, "кто" позволял себе такое.
– Слушаю,- внутренне напрягся Арсений Павлович, ожидая новостей. Он знал, что корабль не будет тревожить его по пустякам.
– Я тут заметил зависимость между излучением звезды и показателями поля планеты. Оказывается, она обратно пропорциональна, причем до бешеного количества знаков после запятой.
– Выведи графическое изображение.
Перед глазами Лопатина, прямо на изображение космической глубины, наложилась диаграмма, замелькали числовые зависимости.
– И в самом деле, - прошептал, Лопатин, - излучение звезды растет, а параметры поля на Давиде падают. Ты экстраполировал зависимость?
– Да. По моим подсчетам поле может совсем исчезнуть спустя всего четыре месяца, имею ввиду земное время, конечно.
– И Голиаф будет на пике своей мощи, то есть абсолютно нестабилен...
– Скорее всего. Учитывая его размеры и массу, после того как излучение звезды достигнет пиковой величины, а поле на Давиде перестанет существовать, звезда сколлапсируется за минуты.
Надо было рисковать, признался сам себе Лопатин, или просить помощи, что совершенно не хотелось. Он не слыл натурой гордой и жадной до славы, однако сейчас, глядя на космического гиганта с расстояния всего в двадцать астрономических единиц, Арсений Павлович, вдруг, неожиданно для самого себя, ощутил вызов, брошенный ему звездой и её загадочной планетой. Этот вызов он должен был принять и противопоставить ему свою волю и весь научный потенциал,
– Пошлём десантный челнок,- сказал он Баренцу, - с аппаратурой, но без людей. Посмотрим, что может произойти с ним, а заодно и с экипажем, когда десантолет будет преодолевать поле и недружелюбную атмосферу Давида.
Начальник отдела безопасности космических экспедиций УГКР ничего не ответил. Лицо его в этот момент было словно выточено из камня - монолитное, какое-то неживое, неестественное. Он знал, что разгадки тайн не всегда проходили гладко, а цена ошибок, допущенных при исследовании того или иного явления, могла быть огромной.
Спустя три часа, опять же по внутреннему распорядку "Ермака", десантный челнок, чем-то напоминающий застывшую и сильно вытянутую по длине каплю воды, способный выдерживать колоссальные нагрузки различных внешних воздействий, стартовал в открытый космос, направляясь на покорение пока что непреступной для людей планеты.
– Минута до входа в атмосферу, - сообщил оператор, ведущий десантолет дистанционно.
– Сбавь немного скорость, - ответил ему Баренц, - всё же пилоты действовать будут плавнее и тоньше.
Спустя минуту капля челнока вошла в слои атмосферы Давида. Взвыли от натуги инерционные и гравитационные компенсаторы - маленький кораблик нещадно болтало из стороны в сторону.
– Пока все в норме, хоть и на пределе возможного, - сообщил оператор.
– Посмотрим, что будет дальше, - шепнул на ухо Баренцу Лосев.
А дальше следовало таинственное аномальное электромагнитное поле планеты, которое челнок преодолел лишь ценой практически полной потери защитных экранов.
– Обалдеть, - крякнул оператор, - поле сожрало восемьдесят процентов энергии силового щита, а нам еще впереди Бог весть что предстоит.
– Рискуем потерять челнок, - сказал хмурый Баренц.
– Обратно возвращать его смысла нет, через поле уже не проскочишь, остается только садиться на планету, и надеяться, что в дальнейшем нам все же удастся посещать Давида регулярно и относительно безопасно.
Ещё около полутора часов оператор искал место для посадки челнока, во все глаза разглядывая местные пейзажи. А посмотреть было на что. На высоте километра от поверхности планеты пылесмоговая атмосфера Давида резко обрывалась, уступая место сильно разряженной кислородно-азотной!
Сама поверхность более всего напоминала некое плоскогорье огромного планетарного масштаба. Горы, острые пики иссиня-черных скал, возвышались от горизонта до горизонта сплошным частоколом, скрывающимся в вечной полутьме, поскольку свет от Голиафа сквозь плотные слои атмосферы практически не пробивался. Унылый, давящий на психику пейзаж притягивал к себе взор, но людей на звездолёте внезапно охватило чувство безмерного одиночества, и оператор поспешил выключить передачу изображения.
Сразу стало легче, хотя в рубке "Ермака" повисла гнетущая тишина.