Цена памяти
Шрифт:
Но все вокруг молчали, и Гермиона продолжала игнорировать очевидную мысль, потому что это просто не могло быть правдой.
Тем более ей ведь искренне казалось, что она так хорошо всё помнила…
Однако всё-таки что-то подтолкнуло её совершить прыжок слепой веры и отправиться на встречу с Драко Малфоем не куда-нибудь, а прямо в Азкабан, надеясь, что там именно у него она найдёт все ответы.
Но хотела ли она на самом деле этих ответов?
— Грейнджер, скажи что-нибудь, — напряжённо окликает её Малфой.
Она медленно моргает, подняв на него взгляд, и осознаёт, что после
— Я не знаю, как… — её голос срывается, но она берет себя в руки. — Я не понимаю, о чём ты говоришь.
Гермиона обманывает его и, в первую очередь, себя, направляя все силы на то, чтобы голос звучал сурово и недоверчиво, и снова опускает глаза.
— Грейнджер, — он прочищает горло и спрашивает: — Что ты помнишь?
Сумбурные мысли носятся у неё в голове, путаются, мешают выстроить цепочку рассуждений, за которую она могла бы привычно ухватиться, чтобы решить, как всё-таки себя вести. Неожиданно для себя самой, Гермиона начинает говорить:
— Я помню войну, — произносит она. Ей хочется сказать, что она помнит слишком много: много боли и смертей, много скитаний, слишком много потерь и разочарований. Но Малфой напротив, она уверена, может похвастаться даже большим багажом. Поэтому Гермиона сдерживает себя и лишь перечисляет факты: — Я помню, как мы искали крестражи с Гарри и Роном. Помню, как мы все отправились в Хогвартс. Помню, — её голос срывается на миг, — как мы не смогли его удержать. Я помню тебя, когда ты уходил за своими родителями по зову Волдеморта.
Малфой едва заметно вздрагивает, и Гермиона наконец отрывает взгляд от столешницы и переводит на него. Он напряжённо смотрит ей в глаза и не перебивает.
— Я помню, как после этого стало больше открытых сражений. Мы искали Пожирателей, уничтожая их лагеря, мы отбивали их атаки, мы пытались придумать, как победить, и…
— Постой, Грейнджер, — перебивает он. — Но ты не помнишь меня после Хогвартса? И то, как мы встречались в… — он обрывает сам себя и вопросительно глядит на Гермиону.
В его глазах совсем незнакомое выражение. Гермиона не часто открыто смотрела ему в лицо, но они были знакомы больше восьми лет, и Гермиона могла поклясться, что никогда не видела Драко Малфоя таким, и вообще не понимала, какие чувства в этот момент одолевали его.
Это сбивало с толку.
— Нет, — она мотает головой. — Не помню и вообще не понимаю, о чём ты говоришь, — Гермиона на мгновение прикрывает глаза и вдруг исправляет сама себя: — Только вот эти сны. Я, кажется, видела отдельные моменты. Они сумбурны, и я даже не могу понять, где настоящий сон, а где воспоминание, но… — её мысли возвращаются к последнему эпизоду, ко сну, который приносит больше всего дискомфорта, и Гермиона неуверенно уточняет: — Мне снится, как иду по какому-то дому и нахожу кого-то. Тебя? И ты ранен.
Малфой морщится и резко отвечает:
— Не лучшее твоё воспоминание обо мне.
Но Гермиона, которая впервые говорит о своих видениях вслух, уже не может сдержаться:
— То есть сначала я не знала, что это дом, я не понимала, где нахожусь, и не понимала, кого или что ищу, но со временем образы стали формироваться.
— Грейнджер… —
Гермиона игнорирует его, лишь ещё больше погружается в свои мысли, думая о странном звуке, и начинает сыпать вопросами:
— Это воспоминание, ведь так? И там был ты? Но что произошло? Почему ты был ранен? И где мы находились?
— Это далеко не то, что тебе нужно вспомнить в первую очередь, Грейнджер.
— Когда это было? — не сдаётся она.
Он мгновение раздумывает над ответом, но всё же качает головой:
— Не будем забегать вперёд. Давай по порядку, Грейнджер. Ты помнишь, как все начиналось?
— Нет, — Гермиона внезапно чувствует, что сдувается как проколотый воздушный шарик; она растеряна и потрясена. Она хочет разобраться, и на языке вертится такое невообразимое количество вопросов, что она не в силах удержать их. — Мне изменили память? Малфой, ты знаешь, кто это сделал? И зачем? — Она вдруг вспыхивает: очевидный ответ остро ударяет в висок. Гермиона подозрительно ахает: — Это сделал ты?
Тугой ком в груди Гермионы перемещается куда-то в живот, и её дыхание сбивается, пока она пытается собраться с мыслями, приходя в себя словно после удара. Это ведь так логично и так многое объясняет.
На короткий миг ей кажется, что воспоминания затапливают её сознание. Она уверена, что знает, как всё было.
Так просто.
Она была связным Драко Малфоя. Она узнала его секрет, и он стёр её память, а потом убил её лучшего друга.
Гермиона, которая до этого момента всё ещё стояла в опасной близости от Малфоя, шарахается от него и отступает в сторону, путаясь в ногах. Он подозрительно следит за её перемещением, за её реакцией, и его лицо всё так же нечитаемо, но тело будто цепенеет, руки и плечи напрягаются, и Гермионе кажется, что ещё мгновение — и он вскочит на ноги. Она опасливо делает ещё шаг назад.
— Я не стирал твою память, Грейнджер, — вдруг рявкает он.
Гермиона вздрагивает.
— Но ты знаешь, кто стёр!
— Я не уверен и не могу сказать, — яростно бросает он.
— Что значит не можешь? — ошеломлённо спрашивает Гермиона, и её голос сам собой повышается: — Что значит — не можешь?! Малфой, ты обязан рассказать мне всё, что ты знаешь, каждую деталь. Кто бы это ни был, он или она должны отменить действия Обливиэйта. Я начинаю вспоминать, и это может быть опасно, лучше уж я вспомню все сразу, — она снова начинает тараторить, будто бы чем больше слов она успеет произнести, прежде чем Малфой её прервёт, тем более убедительно будет звучать, тем большее влияние окажет на него.
Но Малфой не ведётся:
— Я думаю, что тот, кто наложил на тебя этот Обливиэйт, уже всё равно не сможет снять его, — жёстко обрывает он.
Она недоверчиво смотрит на него:
— С чего ты взял?
Малфой закатывает глаза, словно не верит, что она спросила такое, и резко выплёвывает:
— Потому что была чёртова война, Грейнджер.
***
Малфой рассказывает ей, что первый раз они встретились в доме на площади Гриммо меньше чем через неделю после падения Хогвартса. Он замирает, следя за её реакцией, но Гермиона просто кивает, не зная, как реагировать на его слова.