Цена посвящения: Серый Ангел
Шрифт:
— Дома на мужа махай, дура! — глядя в зеркальце, ответил дядька.
Вильнул к обочине и резко притормозил. Взялся за ключ зажигания.
— Случай у меня был. Дружок девицу подвозил, ага. Выскочил за сигаретами, а ключи забыл. А эта лахудра дрыгалки свои перебросила, за руль села — и ага. Дружок до сих пор хрен в газете курит.
Он выключил мотор.
— Так я же не девица вроде бы, — возразил Злобин.
— Ну, причиндалы мужские в этом деле не главное. — Дядька не гасил улыбку, но кошачьи глазки настороженно обшарили пассажира. — Руки есть, рулить сможешь, ноги есть —
Злобину ничего не оставалось как согласиться. От нехорошего предчувствия в зашарпанном салоне, пахнущем сырой картошкой и бензиновой ветошью, стало холодно и неуютно. Дверцу дядька не закрыл, и на том спасибо.
Вернулся он через минуту, как обещал, с пачкой «Явы» в руке. Плюхнулся на сиденье так, что «жигуленок» заходил ходуном. Стал отколупывать пленку на пачке, при этом тихо хихикал, постреливая в Злобина глазками.
Злобина это немного заводило, но виду он не подал. Мало ли сумасшедших за рулем в Москве.
Дядька сунул в рот сигарету и вдруг стал серьезным.
— А за вами хвост, Андрей Ильич. От самого дома Шаповалова пасут, ага.
Упреждая вопрос Злобина, он из нагрудного кармана куртки выудил удостоверение, раскрыл у себя на коленях. «Генеральная прокуратура. Управление по надзору за соблюдением закона в органах дознания и следствия прокуратуры. Оперативный уполномоченный Барышников Михаил Семенович», — прочел Злобин каллиграфические буковки. Под таким велеречивым названием шифровалась служба собственной безопасности Генпрокуратуры. У Злобина в кармане лежало такое же удостоверение.
Срочно
т. Салину В.И.
После посещения адреса «Искателя» зафиксирован контакт объекта «Ланселот» с Барышниковым М.С. — старшим оперативной группы, приданной «Ланселоту». Барышникову присвоен псевдоним «Мишка».
На машине «ВАЗ-2101» (гос. номер МО 347 Л, регион 77) «Ланселоту» удалось оторваться от наблюдения. Принял решения не преследовать.
Двор был угрюмый и запущенный, как квартира обнищавшего да к тому же и крепко пьющего москвича. Пыльные окна смотрели на мир заспанно и осоловело. С обветшалых, больных тополей ветер сбивал листву. Истошно скрипели покореженные качели, на которых качались, забравшись с ногами на сиденья, две малолетки.
Злобин с Барышниковым курили, выпуская дым через низко опушенные стекла.
— Так ты где служил, Михаил Семенович?
— В Московском управлении КГБ, на второй линии [11] , — со вздохом ответил Барышников. — Остальное правда. Как тузик, ей-богу… Ушел в девяносто шестом. Год проваландался в охране.
11
Профессиональный жаргон, имеется в виду Вторая служба УКГБ — контрразведка.
Но старого пса новым штукам не научишь, надоело, хоть вой. А тут подкатили с предложением из УСБ. А что? Москву я знаю, как ее только бомжи и беглые знают, нужных телефонов — полная записная книжка, на голову не жалуюсь, нюх не потерял. Почему бы не попробовать?
— И как оно?
— По-всякому бывает. Но порядку больше. Как у нас в лучшие времена было. — Он с трудом сглотнул и неожиданно спросил; — Слушай, Андрей Ильич, а ты пьющий?
Злобин уже прикинул, откуда у Барышникова может быть сухость во рту, собачий взгляд и красные ниточки на бугорках носа. Постарался ответить так, чтоб ненароком не задеть самолюбие.
— Скажем так: я непьющий алкоголик. Барышников покачал головой, причмокнув губами.
— Во как сказанул, молодец. — Вздохнул. — А я, Андрей Ильич, временно завязавший. Если разницу знаешь, прошу учесть и на нервы особо не давить.
— Заметано, — согласился Злобин.
Знакомый нарколог со свойственным врачам могильным юмором называл таких альпинистами. Ползет человек вверх, карабкается, чуть ли не на ногтях висит, а все равно силы тяжести одолеть не может. Чуть надавит на него жизнь — он в штопор и мордой в асфальт.
— Теперь о деле. — Барышников сел вполоборота к Злобину. — За маскарад извини, оперативная надобность. Как мне задачу поставили, хотел тебя у Генеральной перехватить, но не сложилось.
Разбросал ребят по вероятным точкам: к новому адресу, от которого ты ключи получил, у ОВД и прокуратуры. Сам засел там, где ты должен был появиться, если настоящий профи. Угадал я, к матери сразу пошел.
Злобин пропустил комплимент мимо ушей.
— Сколько оперов в группе?
— Шесть на трех машинах, не считая меня и этой колымаги. — Барышников похлопал по рулю. — Сразу же говорю: можно хоть полк нагнать. Но ты никого из них в лицо не увидишь. Порядок у нас такой: меньше шума, больше дела. Ты ставишь задачу, я ее нарезаю операм. Отчитываюсь перед тобой лично. Всякие бумажки идут за моей подписью.
— А как это будет выглядеть процессуально? — усомнился Злобин.
Барышников набрал полные легкие воздуха и выпустил его, беззвучно что-то пробормотав.
— Андрей Ильич, мы с тобой не дети. У меня уже даже грудь седая! Законы пишут в Думе, изучают в институтах и читают в суде. А я — опер. Мое дело — искать и ловить супостатов. Как я это делаю, Бог мне судья. Думаю, ты не особо интересовался у своих оперов, откуда у подследственного фингал под глазом?
— У нас, Михаил Семенович, такие сейчас клиенты, что с фингалом их представить сложно, — усмехнулся Злобин.
— Была бы рожа, а попасть нетрудно, — пробормотал Барышников. — И тем не менее я гарантирую, что все бумажки будут образцово-показательно заполнены, хоть в учебниках печатай. А свидетели строем пойдут повторять показания. Хоть у тебя в кабинете, хоть в Гаагском суде по правам человека.
— Дай-то Бог.
Барышников выбросил окурок за стекло. Достал из кармана блокнотик и ручку.
— Все, я весь внимание. Ставь задачу, Андрей Ильич.
Злобин на секунду задумался.
— Первое, — начал он. — Возьми в разработку Алексея Ивановича Пака.