Цена Рассвета

Четаржу Холлоре повсюду мерещились эльфы.

«Что ты уши поразвесил, глазья наглые повытаращил?! Здесь тебе не родной лес! У, рожа эльфийская проклятущая!» — такими монологами Холлора начинал, продолжал и заканчивал день. После отбоя он мог загнуть и что похлеще — например, поднять взвод в три часа утра и объявить, что в лесу обнаружен отряд противника. Приметы: острые уши, зеленые глаза, вооружены луками.

Арья Новак равно ненавидела и ушастую мифологию, и четаржа — до скрежета зубовного. По тридцать раз на дню она мечтала об одном: передушить, перевешать, перестрелять всех сволочей, которые писали об эльфах. Снимали фильмы с эльфами. Рисовали мультфильмы про эльфов. Короче, всех тех творцов от слова «тварь», которые были виновны в том, что вместо нормальных бранных слов, которые каждый четарж знал в избытке, взвод выслушивал цветистые эльфийские саги.

Эльфомания была не единственным недостатком четаржа. Ее одну курсанты простили бы с радостью — мало ли, какие причуды бывают у подофицеров. Кто пива с бехеровкой налижется, взбодрится и по четыре учебных тревоги за ночь устраивает; кто все личное время — два часа перед отбоем — заставляет украшать клуб. Все это можно было перетерпеть, благо, курсанты авиационного училища на полевых сборах проводили всего месяц. Пусть даже это был третий весенний месяц, самый сладкий и ласковый — снег уже стаял, летняя жара еще не началась.

Весной и палаточные будни не казались нестерпимыми, и утренние пробежки в полной выкладке были по-своему привлекательны. Деревья все в цветах, на траве роса, в воздухе туман, кисейный, розоватый. Ботинки подогнаны по ноге еще в первый день, на четвертом курсе училища даже хиляки превращаются в крепких курсантов, и бег не режет легкие осколками бритвы, не заставляет давиться кашлем.

Четарж Холлора страдал другим недостатком, по мнению взвода — непростительным: излишним интересом к упругим задницам восемнадцатилетних курсанток. Широкая мозолистая ладонь то и дело отвешивала шлепка одной, другой девице. В душевой это казалось особым хамством, и парни уже строили планы: разлить четаржу под босые ноги шампунь, намазать вазелином ботинки, оставленные в предбаннике…

Пока что Арья намыливалась, спрятавшись от откровенно любопытного взгляда четаржа за спиной сокурсника Орры, благо, тот был парень крупный, шириной как раз в две девицы типа курсанта Новак. Она сердито размышляла, стоит ли вообще связываться с Холлорой, или проще уж потерпеть до конца сборов, всего-то две недели осталось. Тем более что на помывку в душевые их возили раз в неделю, прочие водные процедуры в палаточном лагере осуществлялись после утренней пробежки, в речке. Там-то четарж никого не доставал, ибо в холодную речную воду не совался.

Полевые сборы были нужны будущим авиаторам, как четаржу Холлоре — курс прикладной механики. Традиционно считалось, что месяц в условиях полевого лагеря пойдет курсантам на пользу. Строевая подготовка, стрельбы, отработка навыков рукопашного боя — все то, что в принципе может пригодиться летчику-атмосфернику. При случае. Раз или два в жизни. Курсанты привычно терпели маразм, тем более что на сборах бывало и весело. Если бы не эльфы и не шаловливые руки четаржа… и не два десятка других дурных привычек Холлоры.

Учебный взвод тихо закипал. Конечно, ничем особым это четаржу не грозило. По максимуму светило ему стать жертвой одной из тех проделок, которые курсанты вспоминают до самого выпуска, а после с наслаждением смакуют при встрече. Обычно все эти пакости не слишком отличались от проделок подростков в летних школьных лагерях. Арье такие развлечения казались глупостями — мстить, так мстить по полной, а если не хочется, то нечего и возиться с шалостями. Она плохо понимала шутки и мелкие гадости.

«Слишком серьезная, — говорили ей. — Расслабься, один раз ведь живем!». Арья морщилась и отворачивалась. Она не слишком любила дискутировать или спорить. Ей очень хорошо было ясно, что — да, живем один раз. Именно поэтому не стоит тратить время на всякую ерунду. Вылезать из окна казармы, перемахивать через забор и до утра гулять по городу — а потом две недели подряд драить коридоры и душевые? Ради чего — ради распития под луной сока, перемешанного с водкой, купленной втридорога в круглосуточном магазинишке?

За эту упрямую серьезность, за здравый смысл, читавшийся на лице курсантки Новак, она второй год ходила в помощниках командира отделения, и комзвода подпоручик Коврова, на нее надышаться не могла. Первое отделение было лучшим в роте. Арья сама не принимала глупых выходок и от товарищей добивалась того же — иногда добрым словом, а иногда и крепким кулаком. Однако, судя по косым взглядам, которые отделение то и дело бросало на четаржа Холлору, который, в свою очередь, слишком уж внимательно созерцал, как Арья намыливает спину, надвигалось чрезвычайное происшествие. Не слишком большой важности. Никто не пострадает. Но, может быть, один пузатый четарж отучится интересоваться прелестями курсанток.

Арья чувствовала надвигающуюся грозу спиной, тем уязвимым местом между лопатками, где после многочасовой подготовки к экзаменам немела кожа и начинал ныть позвонок. Саму ее дурь четаржа не слишком-то волновала. Да, было неприятно, да, хотелось надавать ему по широкой красной роже; но все это мелочи, можно и потерпеть, тем более, что еще две недели — и долгожданный летний отпуск, поездка домой. Отделение же потихоньку закипало. Именно это заставляло курсантку Новак от всей души ненавидеть Холлору. Он провоцировал. Арья мечтала о том, что он провалится сквозь землю, пропадет навсегда…