Цена согласия
Шрифт:
Остановившись у машины Гончарова, чтобы забрать свои вещи, с остервенением дергаю на себя дверь, и вдруг слышу за спиной голос Рафаэля:
— Ну и глушь, как ты только здесь жила? — усмехается он, и я резко поворачиваюсь. — А с лицом твоим что? Ты бы не разводила сырость, все мы там окажемся, — кивает Раф в сторону тропинки, которая ведет на кладбище. — Постой… — Он подходит ближе и смотрит на меня сверху вниз. — Ты Костю, что ли, замочила и теперь рыдаешь? Мне тоже поторопиться скрыться с места преступления? Хотя... Кто нас будет здесь искать? Пойдем посмотрим, наверное,
Перед глазами все расплывается от слез, внутри горит. Хочу быть таким же роботом, как Костя или Рафаэль, — чтобы ничего ни к кому не чувствовать. Почему это невозможно? И как же меня достал цинизм этих двоих! Да еще и в таком количестве. Или он развивается пропорционально разрастающемуся кошельку? У меня отсутствует это качество, потому что за душой ни гроша и мне нечего оберегать?
— Что ты здесь делаешь? А где девочки? — Я шмыгаю носом и вытираю тыльной стороной ладони мокрые щеки.
Дождь, как назло, усиливается, и на улице становится дико холодно.
— В городе их оставил и поехал за вами. Костя скинул мне координаты. Хер его знает, зачем я ему здесь понадобился.
— Можно я с тобой в город вернусь? — спрашиваю у Рафаэля, заталкивая свою боль поглубже.
Пореву, когда останусь в одиночестве. Без свидетелей.
— А муж на это что скажет? — Раф заглядывает мне за спину. — Кстати, вот и он. Жаль, я думал, ты и правда его прикончила. Мы бы потом поделили между собой наследство.
Я оборачиваюсь и вижу, что к нам приближается Гончаров. Только сейчас доходит, что я сделала: сама, по собственной воле осталась с этим поганцем, которому плевать на чувства других. Чертов эгоист! Ненавижу!
— Мне все равно, что он скажет, — игнорирую сарказм Рафаэля.
— Неужели поругались? Так милые бранятся — только тешатся. Притирка и все дела. Пройдет. — Он равнодушно пожимает плечом. — Ну и вообще, ты разве клятв не давала? В болезни и здравии, в богатстве и бедности… — начинает умничать.
— Ты так говоришь, словно сменил нескольких жен. Одну для начала заведи, а потом советы раздавай, понял? — огрызаюсь я в ответ.
— Ну нет. Мне эта кабала ни к чему, — смеется Рафаэль. — Одному прекрасно живется.
— И мне. Впрочем, как и твоему другу. Так можно поехать с тобой или нет? — повторяю свой вопрос.
— Разве могу я запретить? — хмыкает Раф и кивает в сторону своего внедорожника: — Вперед..
— Спасибо, — тихо говорю я и, забрав сумку с вещами и пакеты с продуктами для деда Ивана, забираюсь на заднее сиденье машины, которая стоит неподалеку.
Не хочу смотреть в окно и искать глазами источник своей боли, но голова сама поворачивается. Наблюдаю, как Костя и Рафаэль о чем-то говорят несколько минут, после чего Гончаров идет к машине, в которой я сижу, и открывает дверцу с моей стороны. Мы смотрим друг друга, никто не торопится начать говорить. Я и так все высказала, а Косте, по-видимому, нечего сказать. Пришел удостовериться, что я действительно ухожу? Ухожу.
Время на мгновение останавливается. Кажется, в глазах Кости появляется
— Так на самом деле будет лучше. Для тебя в первую очередь, — наконец, негромко говорит Гончаров.
Сердце начинает ныть еще сильнее. Хоть проси у Кости его таблетки. Он будто хочет сказать что-то еще, но, передумав, разворачивается и уходит, тем самым воткнув в мою грудь копье с горящим наконечником.
Будет лучше? Прямо сейчас стало так хорошо, что хоть вой. Я смотрю на удаляющуюся спину Гончарова и чувствую, как накрывает отчаянием, словно цунами. Крепко зажмуриваюсь и заставляю себя закрыть дверь. Должна же быть у меня хоть капля гордости и достоинства? Я не могу пойти за Костей. Но безумно этого хочу и уже начинаю жалеть, что устроила ту сцену на кладбище. В итоге проиграла самой же себе: невыносимо думать о том, что это наша последняя встреча.
Рафаэль садится за руль, и его внедорожник срывается с места.
Остаток дня проходит как в тумане. Мы идем в гости к деду Ивану, старик поит нас чаем, они с Рафаэлем о чем-то долго спорят. Когда мы уезжаем из села, я прошу Рафа проехать мимо сгоревших домов на окраине, но Кости там нет.
Ближе к ночи, когда въезжаем в город, я говорю Рафу, чтобы отвез меня домой, на что он отрицательно качает головой.
В гостинице Рафаэль снимает для нас два номера. Оставшись одна, я реву в подушку и без конца порываюсь набрать Костин номер, который с недавних пор знаю наизусть. Сильно беспокоюсь за паршивца. Как он доехал со своим сердцем до дома? Но вместо звонка переворачиваю телефон экраном вниз и принимаю холодный душ, который немного приводит меня в чувство.
Слез больше нет, внутри теперь поселилась тоскливая пустота. Я засыпаю под утро и просыпаюсь от громкого стука в дверь. Встаю с кровати, смаргивая остатки сна, и иду в прихожую.
— Поехали, — говорит Раф, прислонившись к косяку, когда я открываю дверь. — У меня дела в Москве. Время поджимает.
— Я хочу к себе домой, — предпринимаю еще одну попытку остаться. — Сестре необходима помощь, я должна еще кое-какие вопросы решить…
— Не было таких указаний, — обрывает меня Рафаэль. — Костя велел привезти тебя в Москву.
— К нему я точно не поеду. — Отхожу от двери вглубь номера, потому что на глаза опять наворачиваются слезы.
Рафаэль идет следом.
— Ссоры до добра не доводят, — будто подливая масла в огонь, говорит он. — Ты бы позвонила Косте, если хочешь помириться. Сам он не сделает первый шаг, точно тебе говорю. Характер паршивый. Никогда не признает вину и то, что был не прав. Зуб даю.
Но в этот раз я тоже не сделаю шагов навстречу. Будь хоть четырежды виновата в том, что вела черную бухгалтерию мерзавца Куваева. Уверена, Костя занимается и похлеще делами, чем я, а я его все равно полюбила. Что-то разглядела в этом наглом и эгоистичном сухаре. На свою голову.