Цена согласия

Доронина Слава

Он отстраняется через мгновение, будто между нами ничего и не было.

— Вот и договорились. Перед Рафиком замолвлю за тебя словечко, когда все мои хотелки выполнишь. Уж он точно не обидит ни деньгами, ни должностью.

Мне совсем не нравится это предложение. Совершенно. Но оно сделано таким образом,что либо сбегать и прятаться от Куваева и его людей в одиночку, либо быть с Гончаровым, выполняя прихоти этого маньяка. В этом вроде хоть какая-то определенность.

Хотя какая уж тут определенность? Правильнее сказать: абзац.

Да, именно так.

В твоей жизни наступил абзац, Машка. И как теперь быть?

5 глава

Еще никогда мне не было так стыдно, как несколько минут назад в кабинете у следователя. Но теперь в разы страшнее за свое будущее. Днем я пыталась дозвониться до Дениса, планировала закатить ему скандал и, когда вернусь с работы, выгнать их с Зойкой на улицу, а сейчас ничего из перечисленного не хочу. Закрыться бы в своей комнате и побыть в тишине, чтобы переварить случившееся. Кто бы мог подумать, что день закончится так ужасно.

Поворачиваю голову и наблюдаю, как Гончаров сидит в расслабленной позе и, положив одну руку на руль, курит. Медленно, с наслаждением. У меня возникает желание потянуться к бардачку за пачкой с зажигалкой и тоже закурить. А еще лучше — выпить. Словно прочитав мои мысли, Гончаров оборачивается назад и шарит на заднем сиденье рукой, зажав сигарету в зубах, а потом протягивает мне начатую бутылку с темной жидкостью.

— Пей, — заполняет тишину в салоне тихий и спокойный голос.

В любой другой ситуации я бы отказалась, но сейчас чувствую, что необходимо снять нервное напряжение. А потом лечь спать. Желательно в свою кровать и в одиночестве.

Смотрю на широкую руку с браслетом часов и ничего, кроме как желания впиться в нее зубами, не испытываю. Тем не менее беру бутылку и прикладываюсь к ней. Несколько глотков хватает, чтобы почувствовать внутри обжигающее тепло и крохи расслабленности.

Я возвращаю Гончарову бутылку и прикрываю грудь руками, потому что этот маразматик заинтересованно наблюдает за мной и даже не пытается этого скрыть.

— Завтра утром съездим в участок, а потом я подключу помощь посерьезнее. Дергать тебя больше не будут, — заверяет Константин Сергеевич, задерживая глаза на моем декольте, и довольно приподнимает уголки губ.

А мне вот совсем не смешно. Вспоминаю, как Гончаров прижимался ко мне своей эрекцией, и по телу пробегает новая волна дрожи. Явно не от возникшего желания. Только если — вцепиться этому придурку ногтями в лицо.

— Интима между нами не будет, — изрекаю я, не обращая внимания на его разглядывания. — Достаточно того, что меня сейчас осмотрел врач и я дала ложные показания. Хотя про жениха не обманывала: он с моей сестрой переспал и сделал ей ребенка, пока я работала допоздна в офисе. Разве это справедливо, что кому-то в жизни достанется что-то хорошее, а со мной вот так?.. — Обвожу салон дорогой машины взглядом, намекая, что меня удерживают в ней шантажом.

Даже не знаю, как обращаться к человеку, который сидит напротив. На языке крутятся одни ругательства.

—

Ты мне отвратителен, потому что заставил лгать, — вырывается у меня.

Когда я под градусом, то не получается держать язык за зубами. И выкать этому придурку я больше не собираюсь.

Гончаров громко хмыкает. На бесстрастном лице появляется подобие усмешки.

— За успех, милая, всегда приходится платить. Часто — личными интересами. Но это не самое страшное, что могло случиться в твоей жизни. Если бы ты вышла замуж за своего козла и родила от него детей, а потом узнала, что он ходок, было бы гораздо хуже и неприятнее, согласись.

На языке опять крутятся ругательства.

— Поехали, заберем твои вещи, и в отель. Я дико устал и хочу спать, — выдает Гончаров и нажимает кнопку запуска своей навороченной машины.

Я растерянно смотрю на него и молчать уже не могу:

— Что значит «заберем твои вещи, и в отель»? Я с тобой никуда не поеду. Домой меня отвези, — озвучиваю версию с цензурой.

— Уверена? — Гончаров игнорирует мой пренебрежительный тон. — Завтра утром движ начнется. Люди из Москвы приедут по мою душу. Про тебя тоже узнают и, скорее всего, захотят пообщаться.

— Люди из Москвы? — переспрашиваю я сиплым голосом. — Пообщаться? Зачем?

— А сама как думаешь? — усмехается Гончаров с гаденькой улыбкой.

«Козел, во что ты меня втянул?» — чуть не срывается с языка, но каким-то чудом я удерживаюсь от этой вызывающей реплики.

— Дело с Куваевым я доведу до конца, — невозмутимо продолжает Константин Сергеевич. — Вадик сядет. И надолго. Чтобы ты знала: люди, которые приходят мне на выручку, за бортом не остаются. В отличие от тех, что создают проблемы и допускают серьезные промахи. Так что определяйся на берегу: со мной в Москву едешь или в свободное плавание отправляешься, в независимом и гордом одиночестве. У меня нет времени на уговоры и страхование незнакомых девиц от несчастных случаев в их жизни.

— Конечно, какие могут быть уговоры? Подумаешь, мелочь! Доломал остатки моей жизни, превратив ее в руины, а в случае чего теперь можно меня шантажировать, потому что дала ложные показания, правда?

— На, еще выпей, — протягивает Гончаров бутылку. — Может, тебя вырубит. Жужжишь, как надоедливая муха. Один хрен мозги включить сейчас не можешь, так мои не выноси, — с раздражением произносит он.

Не знаю, каким образом сдерживаюсь, чтобы не разбить эту бутылку об его голову. Однако чутье подсказывает, что нельзя этого делать.

— Домой. Меня. Отвези. Немедленно, — чеканю я и отталкиваю руку Гончарова, отказываясь от новой порции алкоголя.

Кажется, Константин Сергеевич обзывает меня дурой. Впрочем, так оно и есть. Но если уж меня и ждет какой-то треш, то лучше сразу об этом узнать, а не делать вид, что меня ничего не касается. Коснулось. Причем во всех смыслах этого слова. И еще раз пообещали коснуться. Если не дать решительный отпор этому придурку.

Машина плавно трогается с места и отъезжает от полицейского участка.