Цена свободы
Шрифт:
Алешка с удивлением смотрел вперед. Он плохо представлял себе, как начинаются пустыни, но уж точно не так. Степь словно отсечена гигантским ножом, и дальше ни травинки, ни кустика: до горизонта тянется светлая гладь песков, кое-где смятая барханами.
— Поехали, — Аскар тронул поводья.
Когда конь ступил на песок, Алешка задумался, вспоминая все, что говорил Талем о Белой пустоши.
Опасность для путешественников представляли не столько отсутствие воды и дров для костра, жара днем и холод ночью, сколько водившиеся тут заволоки. Как понял Алешка, были эти животные похожи на черных догов, вот только совершенно лысых. Жили заволуки большими стаями, так и охотились. Предпочитали мясо, это и стало их проблемой. За границы песков зверюги не выходили, и когда подъедали всех
— А почему их нельзя убивать из арбалета? — спросила тогда Сима.
— Живучие очень, — покачал головой Талем. — Ранить можно, а потом, если повезет, добить. У некоторых это получалось, да только по десятку лет теряли. Потом и не помнят, как в пустыне очутились да куда шли. Чтобы убить заволука из арбалета, надо попасть ему в глаз или перебить вену на горле, да только это очень шустрые звери — на месте не стоят. Вроде бы, вот она цель — летит болт, а заволука уже нет, в последнюю секунду уходит. А то и просто башкой мотнут — и болт мимо.
Дрова экономили: развели маленький костер, только-только сварить ужин. Ели молча, лишь Влад недовольно бурчал себе под нос да порой громко и ехидно цеплялся то к не совсем доваренной каше, то к «россказням» о заволуках, то к Аскару, заставлявшему тренироваться даже тут. Впрочем, о последнем он предпочитал говорить потише. Ворчание Влада не раздражало Алешку, оно было привычным и успокаивающим. А вот Алькино молчание ему не нравилось категорически. И не ему одному, ведун тоже поглядывал с тревогой, но ничего не делал — то ли еще не набрался сил, то ли берег их для дальнейшего пути. Алешка поделился своей тревогой со Славкой, отведя его в сторону.
— Ничего, выдержит, — жестко отозвался тот. — Сколько уже всего было, и нормально.
Алешку поразил его тон, и упрек сам собой сорвался с языка. Славка только больше разозлился:
— Послушай, у Али характерец еще тот. Да Сима быстрее сорвется, чем она. А все эти слезы, это так — выплакала и забыла. Никуда не денется, оклемается!
— Я что-то пропустил?
— Это как?
— Ну, она что, тебе какую-то гадость сделала, чего ты злишься?
Славка сел, давая понять, что разговор будет не на минуту. Алешка последовал его примеру, растянувшись на остывающем песке. Интересно, почему ночью будет холодно? Сейчас совсем неплохо лежать вот так, под вечерним солнцем.
— Не люблю я ее, — наконец признался Славка. — Чего она к тебе цепляется? Да еще так... по-подлому. По самому больному место ударить норовит.
Алешка поморщился, вспоминая Алькины выходки. Да уж, знала, чем цеплять. И в то же время, была в ней какая-то беззащитность: тогда, в Лабиринте, и когда хоронили погибших. Но сказать это Славке он не мог, потому что и сам не понимал, как один человек может быть таким разным. Одну Алькину ипостась мальчик был готов задушить собственными руками, другую же хотелось оберегать и прятать от всех страхов, особенно после того предсказания. Если бы Алешка мог хоть чем-то ее подбодрить! Но он не знал — как. Спросить: «Устала?» Вот идиотизм, как будто и так не понятно. Да и язычок у Альки — как ответит, так ответит. А если предсказание сбудется?! Случится — и все. При мысли об этом у Алешки руки-ноги ватными становились. Хотелось закрыть Алю от всех бед, что свалились или могут свалиться на нее. Жаль, что нельзя рассказать об этом Славке. Не нужно, чтобы об этом знал кто-то еще. А еще мальчишке смутно казалось, что своими словами он даст предсказанию лишний шанс стать реальностью. А пока о нем не говорит — вроде бы ничего и нет.
Славка не дождался ответа и перевел разговор:
— Помнишь, там, у Ласка, как мы по ночам трепались? О доме... Знаешь, когда тебя в подвале заперли, я не мог на своем месте спать, — Славка неловко усмехнулся, — Перелег, а затылком чувствовал, что тебя нет.
«Славку я тоже не всегда понимаю», — решил Алешка.
— Ну и перепады у тебя. То как... ну, не знаю, шарахаешься от меня, то вот...
— Дурак я, — серьезно поделился Славка ценным наблюдением.
— Угу. А подробнее?
Славка запустил пальцы в песок, набрал в горсть и начал пересыпать из ладони в ладонь. Мелкие песчинки тонкой струйкой вытекали сквозь пальцы. Алешка терпеливо дождался, когда высыплются все, и повторил свой вопрос.
— Знаешь, я думал, такое в книжках бывает, — еле заметно усмехнулся Славка. — А вот облом, все в реале точь-в-точь. Когда нас Волки окружили, я решил — все, капец. Только бы убили сразу, чтобы не мучиться. Вот и не вернулись мы домой... А когда они ушли, меня пробрало — это что же, может в любой момент произойти какая-нибудь гадость, из-за которой мы можем погибнуть или не вернуться? Что же я, как осел, уперся и ничего, кроме возвращения, не вижу, — я ведь могу и не успеть ничего! Нельзя откладывать на потом! Даже если что-то не хочется делать по глупости или из-за неловкости, ну, то есть, не хочется делать, а хочется, чтобы было. Вот и тянешь время, авось, все и так образуется. А фигушки, «потом» может и не быть.
— Не знаю, — покачал головой Алешка. — Жить и думать, что в любую минуту что-то может случиться, как-то... Я бы не хотел.
А сам подумал: а ведь он боится предсказания, и про Альку, и про себя самого. Лучше бы не ходил в Сердце Лабиринта! Озноб прошел по коже, стоило вспомнить увиденное там.
— Я предсказание видел, — уронил Алешка. — Я тебе рассказывать не буду, противно очень. Я не могу каждую минуту ждать его. Помнить-то помню, но ждать — это же спятить можно.
К месту стоянки мальчишки вернулись, только когда их шуганул Дим. Аскар сидел перед картой и водил по ней пальцем. Недовольно зыркнул, но ничего не сказал.
Мальчишки поспешили лечь. Ведун оказался прав — чуть только солнце задело краем горизонт, как начало стремительно холодать. Ребята спали на одной шкуре, укрываясь двумя, брошенными друг на друга. Девчонки в центре, остальные по краям. Влад недовольно морщился — прядка Алькиных волос попала ему на лицо, — но не просыпался. У Алешки проскользнула досада: если бы они не трепались так долго со Славкой, то сейчас он мог бы лежать на месте Влада.
Уснул Алешка быстро и увидел очень яркий сон. Он шел через пыльную, давно заброшенную комнату. Вдоль стен выстроилась старая, скособоченная мебель, покрытая пожелтевшими газетами. На одном из шкафов стояла клетка с оторванной дверцей. В клетке торчало пыльное чучело попугая. Когда Алешка проходил мимо, птица открыла глаз и ехидно спросила:
— Куда пр-р-решь, дур-р-рак?
Мальчик вздрогнул, но птица замерла и снова стала похожа на чучело. Пробираясь между стульями, вышел к двери — деревянной, тонкой, как в квартире между комнатами. Только очень старой, покрытой облупившейся тускло-голубой краской. Потянул за ручку, и дверь, не скрипнув, открылась. В лицо ударил соленый ветер, принесший запах воды и крики чаек — за порогом раскинулся океан.
Алешка шагнул на влажный песок. Белая птица пронеслась над головой, тоскливо крикнула. Неслышно подошел каурый конь и толкнул в плечо мордой. Уходить отсюда не хотелось, но Алешка вскочил в седло и помчался вдоль берега. Раз есть конь — надо ехать, в этом была неумолимая логика. А потом на горизонте показалась белая точка. Она все приближалась, и стало видно, что это конь с огромными белоснежными крыльями. Пегас сделал над океаном крутой разворот, чуть не коснувшись крылом воды, и опустился прямо перед мальчиком. Верхом на нем сидела Аля. Она звонко рассмеялась к Алешиному изумлению. Крикнула: