Цена свободы

Кравченко Ольга

– Ты знаком со змеями? – только и спросил удивленно пассажир.

– У нас дома на ранчо их всегда было полно, - кивнул матрос и впервые за все время нашел в себе силы поднять голову и посмотреть прямо в глаза пассажира, - отец нас с малолетства учил обращаться с ними.

– Откуда ты? – в голосе пассажира не было злости или упрека, хотя тот имел полное право презирать его за все то, что уже произошло.

– Из Техаса, - тихо ответил он и снова опустил глаза.

Все

увиденное им за последние часы словно перевернуло с ног на голову его мир. Ему стало безумно стыдно за собственную трусость, за тот накативший на него страх, что лишил его возможности трезво соображать и вести себя достойно мужчины. Ему вдруг стало стыдно не столько перед капитаном и пассажиром, сколько перед самим собой. Его и пальцем не тронули, а он уже от страха был готов душу дьяволу продать. А пассажир, даже пройдя через несколько кругов ада, смог смотреть в глаза главарю так, что тот лишь уважительно кивал ему вслед.

Действительно, неплохо разбираясь в змеях и их укусах, матрос вдруг понял, что у него еще есть шанс покинуть этот мир не гнидой последней, оставив родителей стыдиться просто упоминания его имени, а все-таки человеком, сумевшим все же преодолеть свой страх и сделать хоть что-то, что хоть немного загладит его вину за все то, что он уже натворил.

– Моя жена тоже из Техаса, - матрос посмотрел на пассажира, тот улыбался, видимо, вспомнил свою жену, - сколько лет прошло, а она все то же «техасское торнадо», каким была, когда мы встретились, - на секунду уйдя в себя, пассажир вдруг повернулся к нему. – Как тебя зовут?

– Шон.

– Кристиан, - вдруг протянул ему руку пассажир. Сглотнув невесть откуда появившийся в горле комок, матрос нерешительно пожал протянутую руку. А тот вдруг поднял на него глаза.
– Что надо делать?

– Необходимо сделать надрез, осторожно, чтобы не задеть окружающие ткани, и выдавить или высосать яд.

Пассажир кивнул.

– Резать придется на живую, наркоза у нас нет.

Пассажир снова кивнул.

– В идеале бы, конечно, нож или скальпель, но пойдет что угодно, лишь бы острое, - повернулся к капитану Шон.

Капитан огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, наклонившись, вдруг поднял что-то с земли.

– Пойдет? – спросил, протянув Шону половинку большой раковины. Тронув края, Шон кивнул.

– Только надо хотя бы промыть, про дезинфекцию молчу. – Шон поднялся и вернулся к своей стене, у которой стоял его поднос с графином из-под воды.

Вернувшись к пассажиру, Шон вылил имевшиеся в графине остатки воды на раковину, как можно лучше постаравшись промыть ее. Подняв голову на капитана, чтобы дать дальнейшие указания, вдруг заметил в его взгляде что-то другое, отличное от уже привычного презрения. Уважение самого себя понемногу возвращалось к нему. И это чувство было гораздо приятнее страха.

Оглядевшись, Шон поднял лежащее на подносе капитана полотенце, протянул пассажиру.

– Вместо наркоза, зажмете зубами, чтобы от боли челюсть не сломать. А вы, - обернулся на капитана, - будете держать его. Нужно, чтобы рука и плечо были неподвижны. Если раковина соскочит и порежет не там, где надо, яд моментально пойдет в организм и тогда все.

Кристиан взял полотенце, капитан присел около него, положил руку на плечо.

– Готовы?

Шон посмотрел на пассажира. Кристиан на мгновение закрыл глаза, настраиваясь, потом открыл их и, посмотрев на Шона, кивнул и взял полотенце в зубы. Откинув голову, прислонился затылком к стене. Шон перевел взгляд на капитана, тот крепко сжал плечо Кристиана, прижав его к стене, а другой рукой сжал руку чуть выше локтя и тоже прижал.

Вдох-выдох. Шон поднес раковину к месту укуса, примерился, прикидывая, с какой стороны лучше подступиться.

Кристиан закрыл глаза и что было сил сжал зубы, когда раковина коснулась плеча. Такой боли он еще никогда не испытывал. Зато теперь можно будет с уверенностью сказать, что испытал в жизни всю палитру чувств. Даже сквозь вчетверо сложенное полотенце ему показалось, что он сомкнул зубы, почувствовал, как они трутся друг о друга. Капитан не без труда удерживал его в неподвижном состоянии, потому что сам он сидеть, не двигаясь, не мог. Тело, повинуясь инстинкту самосохранения, пыталось уйти от охватившей боли, спасаясь от нее, как от огня. Что-то похожее на звериный рык вырвалось из него. Когда Шон убрал раковину, Кристиан был в полубессознательном состоянии, дышал тяжело, зубы никак не хотели разжиматься. Их словно парализовало.

– Извините, но это еще не все, - донесся до него голос Шона, - теперь надо выдавить яд.

Кристиан почувствовал, как руки Шона легли на плечо. В следующую секунду капитану пришлось уже всем своим телом, а не только руками, прижать Кристиана к стене, когда матрос сжал пальцы, медленно, осторожно выдавливая яд. И хотя Шон понимал, какую дикую боль сейчас испытывает пассажир, спешить было нельзя. Малейшее неосторожное движение, спешка могли стоить тому жизни. И в то же время нужно было выдавить яд до конца.

Капитан видел, как вздулись вены на скулах и не лбу Кристиана, как он зажмурился, второй рукой вцепившись в пол так, что суставы захрустели. Капитан даже испугался, как бы Кристиан себе пальцы не переломал.

Когда Шон, наконец, отпустил руку Кристиана, тот уже почти бесчувственным телом висел на плече капитана, и лишь тяжелое, хриплое дыхание говорило о том, что он жив.

– Теперь надо перевязать плечо, чтобы пыль не попала туда и не занесла инфекцию. – Шон быстро снял с себя рубашку, оторвал рукав и осторожно, но плотно, перевязал плечо. Зафиксировав концы, отошел от Кристиана, присев на пол. – Как вы?