Цена твоего молчания
Шрифт:
Пролог
— Настя! Настя, стой!
Я выскочил на крыльцо больницы, чудом не сбив какого-то парня, тихо ругнувшегося мне вслед. Слетел по ступенькам и едва не поскользнулся на остатках лужи — привет от ночного ливня. Обувь тут же украсилась разнокалиберными ошметками грязи, но о том, чтобы переобуться и переодеться речи даже не шло. Потому что после того, что вчера произошло, я просто не мог ее отпустить, а Настя явно решила меня избегать любыми путями.
Но на этот раз ей придется сказать правду! Даже, если для этого мне придется ее связать и целовать до помутнения рассудка!
Потому
— Настя! Не надо делать вид, что ты меня не слышишь! Не убегай от меня!
Схватив девушку за руку, заставляю развернуться, одновременно пытаясь отдышаться. За несколько секунд я успел преодолеть расстояние до забора и теперь мы стоим буквально в трех метрах от ворот больницы. Благо, что народу практически не было — пристальное внимание любопытных глаз уж точно не упростит этот и так весьма нелегкий разговор.
— Владимир Евгеньевич! — она пытается возмутиться, но актерский талант ее явно подводит, — никуда я не убегаю! Рабочий день закончился и я, как все нормальные люди, имею полное право пойти по своим делам…
— Да, да, — хмыкаю я, даже не стараясь скрыть сарказм в голосе, — именно поэтому ты с утра мастерски прячешься от меня!
— Я не прячусь! Я работаю! А уж что вы там себе надумали…
Интересно, и почему я ей не верю?
— Не надо, Настя, — вздыхаю, качая головой. Усмиряя рвущихся изнутри личных демонов, способных разрушить все в одну секунду. Поглаживая большим пальцем тонкое запястье, с горечью отмечая, как напряглась девушка, — не ври ни себе, ни мне. Нам надо поговорить.
— О чем? — она упрямо вскидывает подбородок, а в глазах явственно отражается злость. А я до боли хочу увидеть там совсем другие эмоции.
— О том, что произошло вчера. О нас, — пытаюсь подобрать слова, но меня перебивают.
— Нет никаких «нас», Владимир Евгеньевич, — цедит тихо, но ничуть не спокойнее, — нет, и никогда не было! Из общих тем у нас осталась только работа, но и та — до 15:30. Сейчас 15:45. И я хочу домой!
Резкое движение, но я держу крепко. Хватит, эти гонки меня уже достали!
— Да? Вчера ты думала иначе! — прозвучало громче, чем хотелось, но я не железный. Шесть лет назад я думал, что умру от боли и отчаяния, когда потерял Асю. Но оказалось, что видеть ее, такую холодную и равнодушную — это в тысячу раз хуже. И плевать, сколько лет прошло, в груди горело ровно так же, если не сильнее. Хотя куда уж сильнее…
— Пара каких-то поцелуев, было бы о чем говорить! — с показной насмешливостью фыркает Настя, а я крепче стискиваю челюсти, сдерживая мат, — что только не случается с пьяной женщиной! Ведь это же порыв, ничего особенного, вам ли не знать?
Намек хуже пощечины. Не забыла…
— Я прекрасно помню, что ты не пьешь, — хмурюсь в ответ, качая головой. Глупо. Я мог по минутам рассказать время, проведенное рядом с ней. И наши разговоры. И даже о родинке на левом плече…
— Это было давно, я изменилась, — дернулась девушка, пытаясь отстраниться, но я тут же качнулся следом, — и помню гораздо меньше. Хмель ударил в голову, вот и решила освежить воспоминания…
— Освежить? Теперь это так называется? — выдержка лопнула тонкой нитью, и я окончательно сорвался. Ее нежелание признаться вывело из себя, мешая дышать. Воспоминания!! Какие к черту воспоминания! Рывок — и я хватаю ее за плечи, встречая испуганный вздох и широко распахнутые глаза Насти, но не собираясь отступать, — расскажи мне тогда, в какой момент тебе откликнулась память? Когда стонала под моими руками? Когда шептала мое имя? Или когда рвала мою рубашку, оставляя царапины на груди от нетерпения? Скажи мне, Ася!
— Аси больше нет! — зло и отчаянно выкрикивает девушка, но голос срывается, а я вздрагиваю от той ненависти, что пропитаны ее слова, — нет, и никогда не будет!! И нас больше тоже нет!!
— Я тебе не верю! Чем больше ты упираешься, тем больше не верю! Вчера ты была настоящей! Моей! И то, что было между нами тогда, шесть лет назад…
— А что было?
Звучит так неожиданно глухо и безжизненно, что я осекаюсь. Замолкаю на полуслове, сдуваясь, как проколотый пузырь, ошеломленный переменой в Насте. И тоска в ее взгляде действует на меня куда сильнее, чем крик и слезы…
Молчу, словно парализованный этой безысходностью, не зная, что сказать и сделать. Вроде так просто ответить, но слова застревают склизким комом, растеряв весь свой смысл. И Настя еле заметно улыбается, но улыбка кривая и ненастоящая, словно неживая.
И мой ответ ей уже не нужен.
— Ты так упорно твердишь о нашей истории, — хмыкает она еле слышно, забывая об осточертевшем мне «выканье», — истории чего? Любви?
Тихий смешок, выворачивающий меня наизнанку. Сглатываю сухим горлом, не в силах смотреть на такую родную и такую чужую одновременно Асю…
— Только ты забываешь, что все было не так. Это история одной любви. Моей. История одной любви и двух предательств. И мне совсем неинтересно, чье предательство оказалось хуже.
— Настя…
— Нет, не надо, — вновь криво усмехается она, отступая. И на этот раз я не удерживаю ее. Просто не могу. — Был лучший друг. Был тот, кто мог заменить мне весь мир. Были. Теперь нет. И Аси больше нет.
— Настя, все не так…
— Хватит, — устало обрывает она меня, словно ставя точку в разговоре. — Прошлое не изменить. Вы предали меня. Оба. Одновременно. Продали. И плевать, насколько высокой оказалась цена. Так или иначе вы сделали выбор. И если бы не обстоятельства, я бы никогда не вернулась в этот город. Так что давай не будем продолжать мучить друг друга. Два месяца, Владимир Евгеньевич, и я уеду. И буду очень надеяться, что больше мы никогда не увидимся…
Она отступает еще на шаг, а я вздрагиваю. Никогда? Слишком страшное слово, чтобы не врезаться в само нутро раскаленным клеймом. И одна мысль о том, что я снова ее теряю, прямо здесь и сейчас, заставляет шагнуть следом. Шагнуть, догнать, возразить, удержать! Вот только что сказать? Как убедить? Чем вымолить прощение?
— Нет! Нет, Настя! Ты…
— Мама! Мамочка!
Оглядываемся мы одновременно. Я успел заметить, как вздрогнула Настя, но мельком. Потому что то, что происходит дальше, слишком невероятно, чтобы быть правдой. Слишком жестоко. Слишком чересчур.