Цена твоего прощения
Шрифт:
Посмел бы? Права за собой о таком просить и сейчас не чувствую, но хочется уже все пасти заткнуть, чтобы вообще ни до чего докопаться не могли, чтобы ни единого повода косо смотреть на мою жену не было.
Её тихое, но уверенное "да", словно подбрасывает. Из кабинета выхожу с женой на руках. Помощник, пытаясь спрятать улыбку, говорит, что передаст, что в ближайшие дни я не принимаю.
– Ни по каким вопросам! – добавляю, хоть в этом и нет нужды.
– Что за повод для народного ликования?
– ехидничает Влад, встречая уже у машины.
–
– Говорю и сам смеюсь от того, как это звучит.
– Что? Опять?
– вытараскивает он глаза.
– Совсем дурная девка! На кой ты ей нужен?
– Тебе забыли рассказать!
– всю дорогу перебрасываемся шутками.
– И когда?
– уже серьезно спрашивает Влад.
– Сначала Кире надо мою веру принять.
– Целую свою девочку, доверчиво прильнувшую к моей груди.
– Кир, тебе куда-то ехать или что-то делать, что бы со своей верой попрощаться надо?
– Зачем ехать? Завтра утром и попрощаюсь. Точнее на рассвете.- Улыбается мое личное солнце.
– Ещё и вставать за ради него не свет, ни заря? Кир, ты подумай! Он и так всё время "моя, моя", а так совсем продыху не даст! Вот увидишь, нарядит тебя в паранджу на пять размеров больше, и дома запрёт!
– пугает Киру Влад.
– Почему на пять размеров больше?
– интересуется Кира.
– А чтоб в три оборота завернуть!
– смеётся над моей ревностью друг.
На рынке сам мясо выбираю, причем в том же магазинчике, где в самом начале Кира покупала печень.
– Большую радость ждёте?
– говорит мне хозяин.
– А мы-то всё думали, куда пропали, совсем не видно.
– Ещё как жду!
– улыбаюсь в ответ.
– Если дочь родится, ко мне приходите! Я вам помогу по оптовым ценам каменную соль закупить!
– сверкает глазами хозяин магазина.
– Зачем соль?
– озадачился от такого предложения.
– Как зачем? Из дробовика от кандидатов в зятья отстреливаться!- поясняют мне под дружный смех.
– Ну, зачем так жестоко с будущим зятем?
– улыбается Кира.
– Вдруг он тебе понравится?
– Не уверен. Точнее уверен в обратном.
– Обнимаю её за плечи.
– Скажу честно, я начал ненавидеть зятя, как только мне в роддоме сказали, что у меня дочь!
– провожает нас шутками хозяин.
Ночью не могу уснуть, всё думаю, как завтра всё пройдёт. Замечаю, что и Кира не спит.
– Волнуешься из-за завтрашнего? Переживаешь? – спрашиваю, покрепче её обнимая.
– Думаю, как в твою веру принимать будут. Я же этого не знаю. Так, по верхам.
– Делится своими переживаниями жена.
– За завтра-то, что переживать. Рубашка и полотенце давно вышиты, я их уже давно с собой привезла. Ещё до всех этих ссор и разборок.
– В смысле рубашка и полотенце вышиты? Ничего не понял, если честно.
– В душе появляется неприятное чувство, что за столько времени даже не удосужился узнать, чем жена живёт. Хоть бы почитал бы что.
– Девушка до замужества вышивает рубашку и полотенце, вроде рушника. И когда в дом мужа уходит, то на рассвете, ведь любой путь лучше всего с восходом солнца начинать, встаёт в одной рубахе на это полотенце и просит благословения на новую жизнь, уже в семье мужа.
– Слушаю и старательно запоминаю, что она мне рассказывает.
– А так как я и так в твоём доме живу, то можно и укороченной версией обойтись.
– В смысле укороченной? Нет, давай уж как положено! Чтоб не для галочки!
– ещё не хватало, чтоб потом кто-нибудь сказал, что не выполнили всё, как следует.
– Хорошо, хорошо!
– смеётся Кира, но вижу, что ей приятно, что я серьёзно отношусь к её вере.
– Потом нужно переступить на рубашку мужа, мне можно этого не делать, опять же, я и так в твой дом уже вошла, будущему мужу задаётся три вопроса. После того, как получен ответ, всё - жена. Целиком и полностью принадлежишь мужу и относишься к его семье. Нательный оберег оставляешь на своём полотенце. В доме мужа первым делом моешься, а рубашку, полотенце и оберег нужно выбросить подальше, есть поверье, что если сохранишь, то, мол, дорожку себе оставляешь, чтоб обратно вернуться. Вот и вся премудрость. А вот как правильно потом всё сделать...
– Не переживай, деда попрошу. У него хороший друг посвятил жизнь служению. Но ничего сложного там нет, произнесешь шахаду при свидетелях. Главное ведь не слова, а твое желание. Не думаю, что с твоими взглядами на жизнь, тебе будет сложно принять наш порядок.
– Успокаиваю её тревоги.
– Как раз твоего троглодита отвезу, чтоб проверили, что там нужно. Заодно деда обрадую, что не зря выкуп готовил.
– Какой выкуп?
– удивляется Кира.
– Выкуп за невесту, калым. Неужели не слышала?
– смеюсь целуя, и прижимаю её к себе.
Последний шаг остался. И никто даже пасть раскрыть не посмеет, иначе вырву ко всем чертям! Моя! Так спокойно на душе от понимания, что приняла. Что простила.
Речь о том, чтобы после рождения малыша провести экспертизу на отцовство, пресёк сразу. Даже договорить не дал. Понимаю же, что слова матери Киру больно задели, не скоро забудутся. Но у меня сомнений нет, а за те слова, что сказал ей в тот вечер, о ней, о ребёнке, мне до конца жизни прощение вымаливать.
Дед уверен, что именно этот ребёнок будет моей копией и отцовской гордостью. Мол, чтобы совесть напоминала о моей дури, и что в жизни так и бывает. С этими мыслями и уснул, чтобы проснуться от звука прикрываемой двери.
Оделся в десять секунд, рубашку даже не застегнул, так накинул, и спустился следом за женой. На крыльце её не было, предположил, что раз обряд на рассвете, то, скорее всего она с восточной стороны дома. Тем более, что там кроме газона и нескольких вишен ничего нет. Думал там беседку поставить в японском стиле и чай пить. А сейчас пригодится под детскую площадку.
В своих предположениях я оказался прав. Жена стояла босая на белом полотенце с какой-то вышивкой ярко-красного цвета, повернувшись лицом к только-только собирающемуся всходить солнцу.