Цена жизни
Шрифт:
— Я ведь могу и уехать куда-нибудь подальше.
— Не поможет, поверь. Тебя найдут везде. И искать тебя будут не для разговоров. Искать тебя будут для того, чтобы убить, так что лучше не пытайся убежать.
— Мне не нравится этот разговор, — мрачно сказала Лапа.
— Мне он тоже совсем не нравится, — согласился я. — Его бы и не было, если бы ты не попыталась соскочить, загородившись нами. Ты сама до этого разговора довела. И раз уж мы выяснили, что соскочить у тебя не получится, предлагаю закончить с этим вопросом и перейти к конструктивному обсуждению.
— А скажи мне, Кеннер, — она внимательно посмотрела на меня, стараясь уловить какие-то признаки неискренности, — не пытаешься ли ты сам соскочить, загородившись мной?
— Не представляю, как бы я
— Не понимаю, — в замешательстве сказала она. — Тебе разрешаются только благородные поступки — так, что ли?
— Да что за глупости, — с досадой отозвался я, — мы же не в рыцарском романе живём. Силе вообще безразличны наши поступки, для неё не существует таких понятий, как мораль, добро, или там благородство. Просто характер Владеющего должен быть цельным. Он может быть злодеем, но это должно быть в его характере, и он должен всегда вести себя именно так. А если он всегда изображает из себя благородного и доброго, но при случае может исподтишка сделать подлость, когда это выгодно, то такой в принципе неспособен не то что возвыситься, но даже дойти до какого-то заметного ранга. У Владеющего должны быть принципы, и он всегда должен жить в соответствии с этими принципами. Вот идея подставить тебя как раз полностью противоречит моим принципам. Теперь понимаешь?
— Ну, вроде понимаю, — неуверенно сказала Тамила. — То есть получается, что ты вообще не способен быть злодеем, так?
— Ну, если сказать по правде, то не совсем так, — неохотно сказал я. — Принципы — это ведь не есть что-то незыблемое. Не так уж редко случается, что у человека принципы со временем постепенно меняются. Но именно что со временем и постепенно. Теоретически лет через сто-двести я могу оказаться совсем другим человеком, может, даже и злодеем, но в обозримом будущем такие поступки для меня неприемлемы.
— Вот сейчас поняла, — кивнула она. — И знаешь, что — зови меня теперь Лапой. И Лене скажи, пожалуйста, чтобы только так звала.
— Это уже на какой-то цирк похоже, — с неудовольствием заметил я. — То так тебя зови, то этак. Зачем всё это?
— Тебе трудно?
— Нетрудно, просто мне не нравится участвовать в каком-то глупом спектакле.
— Понимаешь, там меня все знали, как Тамилу, а в Новгороде я только Лапа. Не хочу, чтобы эти имена были друг с другом связаны, — она посмотрела на моё непонимающее лицо, вздохнула и пояснила: — Ты зря считаешь, что имя — это просто сотрясение воздуха. Имя оставляет след, и по этому следу сильный колдун может пройти.
— Я в это не верю, но хорошо, пусть будет, как ты хочешь, — согласился я. — Теперь ты готова поговорить?
Она страдальчески сморщилась.
— Я понимаю, что тема для тебя неприятная, — сочувственно сказал я. — Если бы это не было вопросом выживания, я бы не настаивал.
— Что ты хочешь узнать? — вздохнула она.
— Для начала я хочу узнать твою историю.
— Не хочется мне всё это вспоминать, — опять вздохнула она. — Ну вот зачем тебе это?
— Мне нужно понимать, что это за люди, и с чем мы можем столкнуться. Их сильные стороны, их слабые стороны, что они хотят, чего они боятся. Можно ли с ними вообще договариваться, или их надо уничтожать без разговоров.
— Уничтожать без разговоров, — решительно кивнула она, а потом всё же заколебалась. — Ну…
— Ага, вижу, что не всё так просто, — понимающе сказал я. — Рассказывай, Лапа. Обещаю, что никто от меня твою историю не услышит. Кроме Лены, конечно, но если ты будешь против, то даже ей не расскажу.
— История там простая, — Лапа, наконец, решилась. — Я, когда попала в Полуночь, толком даже не поняла, где я нахожусь. Да вообще ничего не соображала после своего путешествия. Сидела на земле голая, смотрела в одну точку, и мыслей в голове вообще не было. Повезло, что никакие звери на меня не наткнулись. Зато наткнулась команда добытчиков из ближайшего посёлка, вот тут как раз не повезло. Будь у меня немного больше времени, пришла бы
— Нет, Лапа, — мягко сказал я. — Такие подробности мне совсем не интересны.
— В общем, попала я в рабство. Рабы там разные бывают, некоторые от свободных не так уж сильно отличаются, но я-то в самом низу была. А больше всего мне не повезло с хозяином — Кин-Марен и так редкой сволочью был, а я ему ещё в самом начале здорово морду попортила. Он ничего не забыл. Долго надо мной измывался, и в конце концов я не выдержала. Очень смешно он выглядел со здоровенным колом в брюхе, — она негромко засмеялась. — Смотрит на этот кол, а морда у него такая удивлённая. Недолго смотрел, конечно. Но подох не сразу, пришлось даже этот кол как следует пошевелить, чтобы помочь.
Она замолчала с мечтательной полуулыбкой, как бывает с человеком, когда он вновь переживает приятное воспоминание.
— Я тогда ни о каких Старших ещё не слышала, — продолжала она. — Кто бы мне что рассказывал? Со мной никто и не разговаривал особо.
— А язык у них какой? — задал вопрос я.
— Да наш у них язык, они же с нами никогда связи не теряли через лесных. Произношение только немного другое — они шепелявят довольно сильно, это у них, наверное, с тех пор пошло, как у ящеров жили.
У лесных, кстати, тоже лёгкое пришепётывание наблюдается — совсем немного, на это даже и внимания особо не обращаешь. Но если прислушиваться, то это легко заметить.
— Рабу, конечно, за такое сразу смерть, но решать это должен хозяин, а хозяин-то сдох. Это, вообще-то, для раба очень плохо, потому что хозяин просто убил бы, а вот если сам хозяин убит, то судят Старшие. А у них приговор всегда один, и мою последующую судьбу мне подробно разъяснили. Вот Старшие и приехали. Сначала приехал Карсен, это его посёлок был, он и должен был судить, а потом примчался Марен — это как раз и есть тот самый брат Мадена, которого мы прикончили. Кин-Марен, как оказалось, его сыночком был. Он бездарным уродился, так что папаша его от себя удалил, но какие-то чувства к нему, видимо, питал. В общем, суд был коротким, и меня, как и ожидалось, приговорили осам отдать — у Старших это стандартная казнь. Марен до того был доволен, что сделал глупость — сказал, что, мол, из неё хороший рой выйдет. Ты же помнишь, что я про ос рассказывала? Что они жертву просто жрут, но если им удаётся парализовать жертву, у которой много живицы, то откладывают в неё яйца.
— Помню, — кивнул я, совершенно захваченный рассказом.
— Карсен как это услышал, очень удивился и решил на меня посмотреть. Он же до этого меня и не видел, там весь суд был формальностью, просто обычай такой, что в этом случае обязательно суд нужен. Карсен за полминуты и суд провёл, и приговор вынес, на обстоятельства дела ему вообще было плевать. Вот он Марена и не понял — каким это образом из меня рой получится? Приказал меня привести и обнаружил, что у меня живицы почти как у Старшего. Возникла, так сказать, юридическая коллизия: с одной стороны, приговор там однозначен, а с другой — Старшего так просто казнить нельзя, у Старших другие обычаи. И непонятно, кто я — по запасу живицы вроде бы и Старшая, а в остальном не совсем, да практически вообще бездарная. В общем, Карсен исполнение приговора отложил до тех пор, пока со мной не разберётся. Я думала, Марена удар хватит от злости, но ему пришлось смириться — Карсен был ему совсем не по зубам, даже им обоим вместе с братом. Вот так я и стала с Карсеном жить… он неплохим человеком оказался — ну, для Старшего неплохим. Там вообще общество жестокое — скажем, принести ребёнка в жертву для них как нечего делать. Прожили мы с Карсеном с год… или два? А может, даже и больше. Не знаю, сколько — время там иногда странновато идёт. Сколько-то прожили, в общем, я даже к нему привязаться успела, а потом он к Сердцу ушёл. И мне пришлось срочно бежать — мой приговор-то не отменён был, и Марен его с радостью бы исполнил. Да если бы и отменён… Марену на это плевать, ему никакой приговор не нужен. Вот, собственно, и вся моя история.