Цена жизни

Нечаев Павел

Охранник толкал Шими вперед, кивком приветствуя своих товарищей у ворот. Шли они долго. Эта часть туннеля была относительно короткой, два с лишним километра. Шими с охранником прошли не меньше половины этого расстояния. Наконец, они подошли к какому-то зданию, внешне ничем не отличающемуся от остальных. Неряшливо сделанная надпись над входом сообщала, что здесь находится медпункт.

— Раздевайся, — приказала женщина в белом халате, восседавшая необъятным задом на вращающемся кресле. Шими стал раздеваться. В медпункте было тепло, ему сразу захотелось спать.

— Догола, все снимай, — приказала она, увидев, что он остановился. Охранник ткнул его дубинкой в плечо, поторапливая. Шими снял с себя всю одежду, и стал, опустив голову, и прикрываясь руками.

— Руки подними. Наклонись. Раздвинь, —

команды следовали одна за другой. Шими покорно выполнял все, что от него требовали. В медпункт зашел тот, кого охранники назвали «комендантом», стал возле медсестры. Он окинул Шими оценивающим взглядом. Тому стало неловко, он смутился и опять закрылся руками. Комендант усмехнулся уголком рта, кивнул, и вышел. Наконец, медосмотр закончился. Охранник внес данные Шими в компьютер. Медсестра палкой собрала одежду, приоткрыла дверцу печки, и одна за другой запихнула его вещи в огонь.

— Ботинки возьми, — приказала она, и Шими покорно поднял ботинки.

— Пошли, — охранник толкнул Шими дубинкой к выходу. Они вышли наружу, и охранник погнал его, голого и спотыкающегося, дальше по туннелю. Идти было недалеко. Оказалось, что они пришли в душевую, так, во всяком случае, было написано над входом. Никакого душа, впрочем, там не было. Еще одна злая тетка с отрывистым командным голосом, раздраженная, что ее отвлекли, провела Шими в темное помещение, выложенное кафелем, с крючками на стенах.

— Туда, — показала тетка на дверь. Возле раздевалки была небольшая комната, заваленная всяким хламом. Там же стоял стол, несколько стульев и табурет.

— Садись сюда! — показала она в угол. Шими сел на табурет. Тетка порылась в шкафчике, достала машинку для стрижки, воткнула в розетку, и за несколько минут сделала голову Шими похожей на бильярдный шар.

— Жди здесь, — тетка подмела волосы, и вывела Шими в раздевалку. Бормоча под нос ругательства, она заперла подсобку, и ушла. Шими остался ждать. Сразу за раздевалкой было длинное помещение, дальний конец которого терялся в темноте. В помещении стояли деревянные скамейки. Видно это и была душевая, только никакого душа на потолке Шими не разглядел.

— Ну-ка, пошли, — появившаяся тетка поманила его за собой. Шими пошел за ней через всю душевую. Там обнаружились целых три печки с широкими плитами. Одна из них работала, на ней стояли несколько ведер, над которыми клубился пар.

— Бери ведро, — приказала тетка. Шими отнес ведро с горячей водой на середину душевой, где у стены, на подставке, стоял громадный бак. Тетка взяла стоящее у бака ведро, плеснула туда горячей воды из ведра, что принес Шими, и разбавила холодной из бака. Сунула ему черпак на длинной ручке. Под руководством тетки он вымылся — обливался теплой водой из ведра, потом мылился, а затем смывал. Тетка повертела Шими за руку, состроила презрительную гримасу, и вывела из душевой. Шими никогда так не мылся, ему это даже показалось странным — как это так, вода не течет сама из крана.

В предбаннике его ждал охранник. Пока Шими мылся, он ходил на склад.

— Одевайся, — приказал он, и сунул Шими мешок с одеждой. В мешке были толстые ватные штаны, драный свитер, ватная замызганная куртка, явно кустарного пошива, и вязаная шапка. Ни трусов, ни носков не дали. Шими, поеживаясь от холода, натянул одежду, и охранник погнал его назад по туннелю.

Детей содержали в длинном бараке в центре туннеля. Он был разделен на две части, с двумя выходами, одна часть для девочек, другая для мальчиков. Двери выходили на противоположные площадки, чтобы исключить возможность общения. Охранник привел Шими ко входу в детский барак. Уже наступил вечер, и в туннеле погасили часть ламп. Обитателей загнали в бараки, снаружи остались только охранники. За Шими и «его» охранником с лязгом захлопывались ворота. Охранник вызвал из барака старосту. Вышел прыщавый парень лет двадцати на вид, в красной полярной куртке и джинсах, заправленных в начищенные до блеска высокие ботинки.

— Это че? — через губу спросил он у охранника.

— Не че, а новенький. Определи ему место, насчет правил там объясни, — объяснил охранник. — И вообще, смотри с кем говоришь, быдло. Следи за тоном.

— О-кей, — протянул парень, сделал шаг вперед и оказался прямо перед Шими. — Значит, так, сопля. Запоминай. Меня зовут Авирам, я староста барака. Для тебя — господин староста. Будешь делать, что скажу, иначе сгною нахрен. Всосал? — Авирам качнулся на каблуках. Шими кивнул, хотел сказать «да», но пересохшее горло свело судорогой, и он не произнес ни звука. — Не всосал, — с притворным огорчением констатировал Авирам, еще раз качнулся на каблуках, и вдруг молниеносным движением извлек руку из кармана и врезал Шими в ухо. Шими схватился за ухо, слезы брызнули у него из глаз. Староста на этом не успокоился. Он размахнулся, и ударил Шими в солнечное сплетение, а когда тот согнулся, добавил в затылок. Шими упал на колени, уткнувшись в ботинки старосты. Реальность стала ускользать, звуки доносились словно издалека, как будто он был под водой.

— Полегче, — остановил старосту охранник. — Его сам господин комендант приказал устроить.

— Ааа, комендант, — ухмыльнулся староста. — Ну, тогда другое дело. — Он взял Шими за шиворот, и без видимых усилий поволок внутрь барака. Между стеной туннеля, и сплошными нарами в четыре яруса оставался узкий проход. Староста потащил Грина по проходу. Шими почти ничего не видел из-за застилающей глаза пелены. — Потеснись, — рявкнул староста. — На нарах тут же образовалось пустое место. — Здесь будешь спать, — сказал он Шими, и отпустил воротник. Шими упал на колени, кое-как поднялся, и влез на свободное место. Матраца не было, одни голые доски. Шими лег на спину, и стал приходить в себя. Прошла не одна минута, пока он смог поднять голову. Вокруг было тихо. Шими сел, и увидел, что на него смотрят десятки пар любопытных детских глаз.

— Привет, — свесилась с верхних нар чья-то белокурая голова. — Ты кто? Как звать?

— Я Шими Грин, — ответил Шими.

— Я Эрик. Расскажи, что там снаружи, Грин, — обладатель головы соскочил вниз, и втиснулся рядом с Шими. Был он худой, невысокий, жилистый. Что-то неуловимо отличало его от остальных детей. Может быть, лицо, лишенное детской припухлости. Может быть, из-за пересекавшего его левую щеку шрама он казался старше, а может, из-за холодных голубых глаз, в которых не было ни капли детской наивности. В глазах не было ни следа страха, типичного для остальных детей в бараке. Эрик не боялся. Долго поговорить им не дали. Из своей комнатки у входа выглянул староста, и рявкнул:

— Помогальники, ну-ка разобрались быстро. Чтоб было тихо!

Тут же с ближайших ко входу нар соскочили трое с дубинками, все как один не по годам здоровые, если бы не лица, их вполне можно было бы принять за взрослых. Они направились к нарам, где лежал Грин. Эрик замолчал. Один из «помогальников» прошелся вдоль нар, постукивая по ним дубинкой. Напротив Грина он остановился, и ткнул того дубинкой в ботинок.

— Обувь снять, — приказал он Грину. Грин подтянул ноги к себе, и принялся расшнуровывать ботинки. Стащив их с ног, он, было, поставил их на пол, но тут заметил, что, кроме его ботинок, на полу ничего нет. Тогда он поднял их назад, и сунул под голову. Лежащий рядом Эрик заговорщицки подмигнул. По босым ногам тянуло холодом. Хорошо еще, что штаны ему выдали на пару размеров больше, и он спрятал ступни в штанины. Впрочем, в бараке было относительно тепло. Стояли две печки, одна у входа, другая в самом конце. Да еще полторы сотни тел на нарах, нагревали воздух до вполне терпимой отметки. Заснул он не сразу. В бараке то и дело начинал кто-то плакать, звать маму Скученность, спертый тяжелый воздух, тоже крепкому сну не способствовали. Грин, домашний мальчик, к такому не привык, и поначалу ему было тяжело. Впрочем, он быстро ко всему притерпелся. Дети адаптируются к новым обстоятельствам гораздо быстрее взрослых. А Грин, вдобавок ко всему, как-то сразу перестал бояться. Предательство друзей вырвало из его жизни, из души, большой кусок. Последние слов тетки дали направление — выжить, выжить любой ценой. Он понял, что, если будет рефлексировать, жалеть себя, думать о том, как ему плохо — ему крышка, и переключился на выживание. Почти все обитатели детского барака жили в туннеле третью неделю. За это время у них образовалась своя социальная структура, своя иерархия. На самом верху был, понятное дело, староста, Авирам, и трое его помощников, которые исполняли роль надсмотрщиков-бригадиров.