Ценник для генерала
Шрифт:
С другой стороны, Гуров ничего о Маше не знал, а о Михаиле — тем более. Верить этим людям безоглядно, целиком и полностью не намеревался. Мало ли какие цели они преследуют? Возможно, что это лишь временные союзники. А что будет потом, когда они добьются своего?
Гуров выбрал для себя ту же роль временного союзника, никак не более. Рисковать исходом розыска еще как-то можно, если ты все время держишь руку на пульсе. А вот ставить под угрозу жизнь друга Гуров даже и не думал. Все, что касалось Крячко, он предпочитал держать в глубочайшей тайне. За исключением видимой
Крячко тоже никому не верил. Не зря во время их разговора он не сводил глаз с санитарки, находившейся в палате. Стас смотрел на нее лишь ради того, чтобы дать понять Гурову, что она мешает, что при ней нельзя откровенничать. Лев Иванович это понял и принял правила игры. Сегодня он намеревался проверить информацию по Пинску, полученную от Стаса.
Через полтора часа Гуров уже стоял на остановке в Вишевичах. Так называется окраина Пинска, где располагается кладбище, на котором когда-то была похоронена мать господина Клименко.
Лев Иванович шел по старому асфальту и рассматривал могилки, покосившиеся оградки, кресты, часто большие, каменные. Вот и участок под нужным номером. Гуров свернул на утоптанную тропинку. В конторе кладбища сказали, что идти нужно до самого конца.
Лев Иванович искал могилу Ольги Юнгеровой — матери Павла Клименко. Это была удача. После стольких дней напряженной работы, беспокойств, поисков, раздумий Гуров наконец-то получил подарок судьбы. Та женщина, которая звонила в офис «Комплект-Ресурса» в Минске, наверняка была близка с матерью генерального директора. Она даже знала, где он работает. Ей многое известно о прошлом этой семьи. Возможно, что и о настоящем.
Вот! Пробегая глазами по надписям на памятниках, Гуров мельком уловил нужную. Здесь похоронена Ольга Юнгерова. И дата смерти совпадает. А памятник не дешевый. Искусственный, но все же мрамор. Качество надписи хорошее, и портрет выполнен совсем неплохо. Значит, сын любил мать, раз отгрохал такой памятник. Только вот потом он охладел, перестал ездить сюда, следить за могилкой. Такое часто бывает. С годами многое забывается.
Гуров рассматривал могилу и думал. Женщина приятной внешности, умерла рано, ей не было и пятидесяти, фамилии с сыном разные. Выходит, его отцом был некто Клименко?
Когда вчера Михаил принес сведения биографического характера на главу «Комплект-Ресурса», Гуров сразу обратил внимание на то, что у отца и у матери разные фамилии. Что это означает? Они жили не расписанными или женщина не поменяла фамилию, когда вышла замуж?
Ольга Юнгерова воспитывалась в советские времена, когда на людей давила идеология и навязчивая хрестоматийная мораль. Мужчина и женщина очень редко тогда жили в так называемом гражданском браке. В те годы такое было редкостью, но встречалось.
Судя по возрасту, Павел вполне мог быть их первым ребенком. А единственным ли? В автобиографии не указаны сводные братья и сестры, но она написана авторучкой. Михаил, видимо, скопировал ее из какого-то кадрового дела. Мог автор умолчать о брате или сестре от другого брака его матери? Вполне.
Все это пока не проливало света на личность самого Павла Клименко, на его связи с московским фондом «Ветеран», на причастность к гибели вице-президента этой структуры и группы полицейских в ДТП на трассе Минск — Пинск. Но то, что Клименко лично знаком с руководством фонда, можно было считать фактом. Дела не делаются, если руководители фирм не общаются между собой. А Рыбников к Клименко в Минск не заезжал! Да и основная масса денег со счетов фонда ушла не в Беларусь, а рассосалась по Москве.
Получалось, что Беларусь вроде бы не входила в сферу интересов российского фонда. Но именно здесь погибали люди, имеющие отношение к этим делам. Гуров чувствовал, что разгадка где-то рядом, что он вот-вот ухватит эту ниточку, но ее кончик снова и снова ускользал от него.
Старательный дедок в черной фуфайке и кирзовых сапогах мел тропинку, подбирал и складывал в тележку на расшатанных колесиках сухие ветки, бумагу. Гуров невольно засмотрелся на этого человека. Работает тут, целыми днями бродит среди могил, а лицо спокойное, благообразное, какое-то умиротворенное. Наверное, и к кладбищу можно относиться по-разному.
— Дед, иди сюда, посидим да покурим, — предложил Гуров самым доброжелательным голосом.
Старик поднял на незнакомца водянистые глаза, поскреб седую щетину и положил метелку поперек тележки. Отряхнув скорее для порядка штаны на коленях, он подошел ко Льву Ивановичу и посмотрел на памятник, стоящий на могиле Юнгеровой.
— Я не курю, сынок, — спокойно заявил дед. — А это тебе кто? Родственница?
— Нет, просто знакомая. А что же не куришь-то?
— Бросил. — Старик пожал плечами. — Как старуху свою тут похоронил, один остался, так и завязал. Поначалу жить не для чего стало, к ней похаживал, тосковал. Все же сорок лет вместе. А потом так уборщиком тут и сделался. Покойно здесь. Как-то так с этим покоем и от курева отвык.
— Да, тихо, — согласился Гуров. — Видно, что люди редко сюда ходят. Вон сколько могил неприбранных.
— Всяко жизнь складывается. Живое живым. А бывает, что уже и некому прибираться.
— А ты, дед, я смотрю, философом тут стал.
— Философом… — повторил старик мудреное слово. — Тут все другое, и люди тоже. Знаешь, почему на кладбищах всегда такая тишина стоит? Нет? Даже ветер праха людского беспокоить не хочет. Не положено его тревожить. А поминать надо молча. Ты вот стоишь и видишь ее, какой она при жизни была. Вспоминаем-то мы не мертвых, а живых. Вот и выходит, что нет смерти. Они живут в нашей памяти.
— Это да, — согласился Гуров, мысленно ругая себя за то, что ему никак не удается повернуть разговор в нужное русло. — В памяти они живут, а вот мы ее порой плохо храним. Вот хороший пример. Могилка давняя, а кто-то за ней следит. Дети, наверное. Память о матери хранят.
— Детей у нее я не видел. Женщина ходит одна, подругой называлась.
— А вы что, всех посетителей тут знаете?
— А как же не знать? Я тут не первый год. Да и люди не толпами ходят, как в городе. Всех помню, могу рассказать, кто и куда ходит.