Центр мира
Шрифт:
Макс исподволь соображал, что из полученной таким путём информации можно немедленно использовать в оперативных целях, чем можно поторговаться с партнёрами, а о чём можно и вовсе умолчать внутри Службы. Одно было понятно: Измаилов совершенно «рассыпался» и сейчас основная задача – собрать с него всю информацию, потому что в дальнейшем использование этого источника станет попросту невозможным. Макс даже прикинул, как можно было бы устроить «красивый» уход адвоката от дел, но потряс головой и запретил себе об этом думать – для этого в Службе существовали другие специалисты.
Вопросы,
А спрашивал Макс о «Центре-Рерих», Фонде спасения диких кошек и Александре Никонове.
Измаилов отвечал.
Да, средства «Центра-Рерих» и СДК идут на финансирование одного объекта в Восточном Туркестане. Да, объект находится на территории КНР, поэтому деньги на него поступают по очень сложной схеме – через природоохранные агентства и трансграничный заповедник «Карас». На территории объекта проходят курс реабилитации раненые участники чеченского сопротивления – так, по крайней мере, известно ему, Измаилову. Попутно они помогают каким-то местным моджахедам, об этом он, Сулейман, ничего не знает. «Мамой клянусь!»
Кто организовал объект?
Шейх Калеб.
Этот шейх Калеб время от времени упоминался и ранее во время допроса, причём при его упоминании Измаилова начинала колотить самая настоящая падучая.
Профессор Никонов был очень важным, он что-то такое открыл или нашёл. Шейх приказал его убрать.
– Где сейчас Махмуд-палван? – неожиданно бросил Макс.
Сулейман даже не удивился вопросу.
– Был в Стамбуле. Сейчас снова в Алматы.
– Что он там делает сейчас?
Лицо Измаилова первый раз за всё время допроса озарилось злорадной улыбкой.
– Страхует эмира Башири.
– Зачем?
– Уже незачем, – усмехнулся Измаилов. – Махмуд всегда решает вопросы.
– На кого работает Махмуд? – Спадолин понимал, что эффект от обработки проходит, буквально утекает сквозь пальцы и надо пользоваться его остатками как можно быстрее, пока адвокат не пришёл в себя и не начал торговаться.
– Махмуд ни на кого не работает. Он мюрид.
– Чей мюрид?
– Шейха Калеба.
– Где шейх Калеб?
– Никто не знает. Где-то на юге, в Катаре или Дубае.
– Что он делает сейчас?
– То же, что и всегда, – строит новый мир.
Зим и Тара, Алматы, Республика Казахстан
Тара по-настоящему начинала тревожить Зимгаевского. Чем бы ни закончились их отношения – разрывом или свадьбой, было очевидно, что жизни их уже вряд ли войдут в прежнюю колею. Тара всё чаще заговаривала о том, что можно было бы переехать в Новую Зеландию или Австралию, купить там дом и просто жить в своё удовольствие. Иногда она буквально набрасывалась на Зима, доводя его до изнеможения своей страстью, которой, казалось, не будет конца. Однажды она рассказала ему про своего любовника, который когда-то был убит в Ольстере бомбой экстремиста-католика.
– А знаешь, Тара, я ведь был крещён в католичестве, – чуть подумав, сообщил ей Зим. И для себя отметил, что ей понадобилось примерно две секунды для того, чтобы переварить это сообщение.
– Это из-за отца-поляка, – поспешил он объяснить.
– Да я никогда и не рассматривала тебя как религиозного фанатика, – произнесла Тара и прикрыла свои бездонные изумрудные глазищи, видимо, о чём-то размышляя. – Видишь ли, пока мы сейчас об этом не заговорили, я вообще о тебе никак не думала в религиозном или идеологическом плане. Для меня все люди делятся по признаку «свои – не свои». А формализовать понятие «свои» у меня не очень получается. Это просто чувствуется. Глазами, обонянием, всей кожей.
– Умом или душой прежде всего? – невинно заинтересовался Зим. Ему стало по-настоящему интересно.
– Н-н… Н-не знаю, – запнулась Тара. – Ты знаешь, я совершенно не религиозна. Суеверна – это вот да. А умом или душой… Странный вопрос… В общем, я чувствую это, а какая разница – как? Вот меня страшно раздражают люди, которые тебя здесь окружают. Ни один из них под определение «своего» у меня не подпадает. Хотя, может быть, это заурядное чувство женщины-собственницы – которой перестают нравиться все люди, окружающие её мужчину.
– А кто из них тебя раздражает больше всего?
– Конечно, этот офицер КГБ, похожий на froggy, – не задумываясь ответила Тара. – Китаец меня злит гораздо меньше. Хотя тоже раздражает, конечно. Потому, что они оба пытаются использовать тебя в своих целях. Хотя, заметь, я уверена: в конечном итоге ты переиграешь их обоих. А ещё меня выводит из себя то, что они скрывают самую главную цель своей работы.
– Цель их работы – борьба с международным терроризмом во всём мире, – произнёс Зим, внутренне улыбаясь.
– Алекс Зим, ты не дурак и я не дура. За всем происходящим стоит что-то ещё. И это – очень серьёзное «что-то». Более того, мне кажется, я знаю, что они ищут. Это должен быть камень. Как хотите, но это должен быть какой-то камень… Уж мне-то не знать, какой камень они ищут!..
– Камень? – Зим недоверчиво хмыкнул. – Гигантский алмаз?
– Ох, Зим, не прикидывайся материалистичнее, чем ты есть на самом деле. Камень – основа всего сущего, начало и конец. Центром Мира в Ирландии считается камень Лиа Фаль. Он находился в священной местности под названием Тара.
– Земля носит твоё имя? – Зим слушал заинтересованно, одной рукой роясь в рыжих, мягких волосах своей женщины.
– Ох, Зим, это меня назвали в честь той Тары, – вздохнула она, сокрушаясь о непонятливости своего мужчины. – А камень Лиа Фаль был её сердцем и сердцем всей Ирландии. Он назначал и свергал королей а потом в Эйре пришло христианство, и Камень ушёл на восток. Так Ирландия осталась без сердца и превратилась в то, во что превратилась.