Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина

Румер Евгений

Впрочем, объем разведанной нефти существенно ниже – чуть больше 15 млрд баррелей. Тем не менее оценка в 200 млрд баррелей поразила воображение наблюдателей внутри региона и за его пределами. Еще большее впечатление произвели 4 трлн долл. потенциальных доходов, которые могут принести 200 млрд баррелей при тогдашней цене нефти – всего 20 долл. за баррель. В отчете для Конгресса было сказано: «В связи с распадом Советского Союза выгода от этих огромных запасов недоступна из-за ограниченности экспортных коммуникаций и региональных конфликтов – и эти вопросы следует решить, чтобы сделать возможной разработку каспийских ресурсов на пользу всем участникам»³⁰.

Действительно,

отсутствие нефтепроводов для доставки нефти из этого внутриконтинентального региона на международные рынки была главным препятствием для развития каспийского энергетического проекта. В 1990-х гг. были моменты, когда, глядя на интенсивность переговоров о каспийских трубопроводах, можно было подумать, что только их отсутствие является препятствием к развитию всего региона.

Американская политика в вопросе о каспийских трубопроводах была следствием многих соображений, причем энергия и экономика были среди них далеко не самыми главными. Учитывались еще многочисленные правовые, политические и стратегические аспекты³¹.

Простых вариантов строительства трубопроводов из Каспийского региона не существует. К северу от него российские трубопроводы уже перекачивали ограниченные объемы каспийской нефти. Но чтобы перекачивать больше (и намного больше, если верны оценки процитированного выше Доклада о перспективах разработки каспийских энергетических запасов), нужно было существенно увеличить мощность российской системы трубопроводов. Без этого она не смогла бы поставить на европейские и мировые рынки дополнительные количества каспийской нефти.

Но идея развития российских трубопроводов казалась стратегически бессмысленной, потому что целью политики США было не просто выкачать как можно больше нефти из каспийских месторождений, а использовать нефть как рычаг для улучшения перспектив новых независимых государств этого региона на достижение независимости, суверенитета и процветания. С этой точки зрения не было никакого смысла давать России дополнительные возможности контроля над каспийскими экспортерами энергоресурсов – она и так могла оказывать на них немалое давление. Идея строительства дополнительных нефтепроводов через территорию России была совсем уж непривлекательной в силу того обстоятельства, что Россия и сама является крупнейшим экспортером нефти. Получив буквально монопольный контроль над среднеазиатскими экспортерами нефти, конкурирующими – в эпоху низких нефтяных цен – за те же самые рынки, Россия обрела бы несправедливое рыночное преимущество над своими каспийскими соседями.

Но исключение России из каспийского трубопроводного проекта также не выглядело разумной идеей. Оставляя в стороне все экономические и коммерческие соображения, исключение России из будущего трубопроводного проекта означало бы, что ее считают врагом, а это внесло бы ненужную враждебность и стало бы помехой для развития сотрудничества и торговли между Россией и ее соседями.

Южный маршрут – через Иран – к Персидскому заливу некоторым аналитикам казался привлекательным вариантом. Его достоинства включали относительно небольшое расстояние и возможность подключиться к уже существующей сети иранских нефтепроводов, что позволило бы каспийским производителям нефти обменивать поставки нефти на рынки северного Ирана на иранскую нефть, отгружаемую с терминалов на юге страны в Персидском заливе.

Однако этот южный маршрут через Иран, столь привлекательный экономически, был непригоден по правовым, политическим и стратегическим соображениям. Для американских политиков иранский маршрут был незаконным и разрушительным: США приняли действующие до сих пор санкции против Ирана, наказывающие частные и государственные структуры, которые инвестируют в иранский энергетический сектор,

рассматриваемый как критический фактор проводимой Тегераном политики поддержки терроризма и создания оружия массового поражения и ракетных носителей³². Да и с точки зрения энергетической безопасности не имело смысла качать каспийскую нефть через Иран в Персидский залив. Мало того, что при этом Иран, сам являющийся крупным экспортером нефти, получил бы контроль над каспийским экспортом, но одновременно еще увеличилась бы транспортная нагрузка на уже перегруженный Персидский залив и Ормузский пролив. Таким образом, южный маршрут не способствовал бы диверсификации глобальной системы энергоснабжения. Короче говоря, с точки зрения американских интересов и политики в Центральной Азии не было никакого смысла в проектах, сулящих только усиление иранского влияния в регионе.

Рассматривались и другие маршруты трубопроводов. В одном варианте газовая труба из Туркмении должна была пересечь Афганистан и доставить природный газ в Пакистан и, возможно, в Индию. В другом варианте труба шла через Казахстан в западные районы Китая и, возможно, на побережье Тихого океана. Но в то время эти варианты считались совершенно нереалистичными. В Афганистане царили межплеменные войны и талибы – не очень привлекательная среда для большого инвестиционного проекта. Китайское направление казалось чрезмерно дорогим, а к тому же была неясность насчет конечной точки трубопровода.

В силу всего этого у Соединенных Штатов оставался выбор между двумя западными направлениями. Один маршрут вел через Казахстан и юг России к новороссийским нефтяным терминалам. Этот вариант обещал сотрудническую позицию России в отношении к каспийскому энергетическому проекту, но при этом не давал ей полного контроля над нефтяным экспортом региона. Этот трубопровод, введенный в эксплуатацию в 2003 г., известен сейчас как Каспийский трубопроводный консорциум. Второй трубопровод должен был качать нефть из Баку через Тбилиси в турецкий порт Джейхан на востоке Средиземного моря. Этот маршрут позволял достичь сразу нескольких целей: экспортировать каспийскую нефть минуя Россию и Иран, обходя при этом Черное море с чрезвычайно перегруженным и экологически уязвимым проливом Босфор и привлечь к проекту очень заинтересованную в нем Турцию. Этот трубопровод был введен в эксплуатацию в 2005 г.

Хотя трубопроводная политика оказалась самой успешной и заметной частью усилий Вашингтона в Центральной Азии в 1990-х гг., она не была достаточным стратегическим основанием, чтобы отнести этот регион к числу высших приоритетов своей внешней политики и политики национальной безопасности. Хотя вопросу о трубопроводах было уделено немало внимания на самом высоком уровне, Центральной Азии пришлось в этом конкурировать с множеством других вопросов, также претендовавших на время и внимание ведущих американских политиков.

С точки зрения американских наблюдателей проблемной зоной Центральной Азии всегда были права человека. Защитники прав человека утверждали, что американцы поддерживали строительство среднеазиатских трубопроводов в ущерб правам человека и демократического развития региона, правительства которого заслуживают наказания за свое отношение к правам человека, и что Соединенные Штаты должны бы увязать поддержку трубопроводных проектов с соблюдением прав человека.

Более того, американская поддержка определенных маршрутов трубопроводов порой оказывалась в конфликте с отношениями между Америкой и Ираном. В 1999 г. в этих отношениях наметилась оттепель, что породило слухи о том, что теперь Соединенные Штаты станут более благосклонны к иранскому маршруту. Но подобное изменение подорвало бы экономическую и коммерческую целесообразность трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан.