Центральная реперная
Шрифт:
Астахов бодро колыхался, поджидая меня у шлюза. Магнитные держатели стыкуют к обшивке надежно, но остойчивости не добавляют. Стоит задеть за перегородку, как начинаешь раскачиваться вокруг точки крепления. К этому быстро привыкаешь. Бригадир спокоен, на часы не поглядывает демонстративно. Значит, не сильно я задержался, запас времени есть.
Способность быстро залезть в скафандр для наружных работ у меня уже на уровне условного рефлекса. Даже на хронометр смотреть не надо — и так чувствую, на сколько секунд дольше норматива вожусь. Для меня сейчас главный навык — работа в скафандре, потому что ни на что другое не гожусь:
Астахов удовлетворенно хмыкает по рации, мы залетаем в шлюз и закрепляемся на платформе.
— Далеко лететь? — интересуюсь я.
— Недалеко, — голос у Дмитрия Сергеевича сух и официален. — Тридцать километров. Ты с платформой умеешь обращаться?
— Пробовал… Не так чтобы очень.
— Да, уж. Будет время научиться… Приготовиться к старту…
Тут же пошел обратный отсчет низким женским голосом командной системы: "Пять, четыре, три…" На "ноль" нас выдувает из шлюза.
Первое, что происходит, когда покидаешь борт, — потеря ориентации. Жилой блок — внизу. Это помнишь, но не видишь его. И сразу возникает мысль, что вдруг он не внизу, вдруг тебя несет куда-то вбок, и ты никогда не вернешься обратно. Не видно местного солнца — оно за спиной. Не видно звезд и планет, только тусклая муть перед глазами. Пытаешься напрячь зрение, кажется, что стал внезапно плохо видеть. Кружится голова, и всё начинает вращаться…
Единственный способ прийти в норму — найти ориентир. На самом деле это легко: достаточно скосить глаза вниз и посмотреть на себя. Теперь ты — центр мироздания. Точка отсчета. Начало местной системы координат. Первый этап пройден.
Второй ничем не лучше. Ты знаешь, что движешься. И знаешь, что направил тебя автомат. Но куда? Где цель? Ты едва можешь ее разглядеть и совершенно непонятно — сколько осталось лететь до нее. Невозможно определить расстояние. То кажется, что достаточно протянуть руку, как упрешься в маленькую паутинку, то наступает полная уверенность, что никогда не удастся преодолеть эти миллионы километров до безумно громадного объекта.
Как обычно, истина посередине. И это не первый мой выход в открытый космос. Так что восприятие вскоре становится адекватным. Жаль, я не спросил у Астахова — сколько времени лететь.
— Мы на наблюдательный пункт летим, — голос бригадира в наушниках звучит неожиданно. Он продолжает бесконечный монолог, отвечая на вопрос, который я не задавал. — Скоро будем. Сначала, конечно, доклад о состоянии сети. Потом — войдешь в курс дела. Мы тебя немного поконтролируем, на всяких задачках погоняем и дальше самостоятельно трудиться будешь. Сам себе голова. Быстро вникнешь. Вижу, ты парень умный.
Я молча соглашаюсь с Астаховым. Кто ж будет возражать? Да и некогда — мы уже подлетаем. Сейчас главное — внимание. И чтоб ошибок не наделать.
Включаются тормозные двигатели, и платформа мягко пристыковывается к борту. Астахов снимает крепления, отталкивается от поверхности платформы и точно подлетает к шлюзу.
— Ты так не делай, — предупреждает он, — без страховочного троса в открытом космосе не перемещаются.
— Знаю, — бурчу я, крепя магнитный захват троса к платформе и только потом отстегиваясь. — Я сейчас. Сейчас буду.
Отталкиваюсь, лечу к пункту наблюдения и на середине пути выстреливаю второй трос, который примагничивается рядом с Астаховым. Тут же первый отсоединяется от платформы и сматывается мне на пояс. Удобный способ, ничего не скажешь.
— Как там у вас, на пункте? — спрашиваю я. — Как атмосфера? Температура? Давление?
— А ты скафандр не снимай. Пока. То есть, пока смену не примешь. Мало ли у них какие неполадки. На гланг не смотри — они и в вакууме себя нормально чувствуют. Это только мы, люди, существа нежные. Другие разумные гораздо лучше к жизни приспособлены. Ты, к борту присоединяйся, не скромничай. Нечего запасы скафандра тратить, мало ли что случится. Нет, конечно, ничего не случится, это я так. Но технику безопасности никто не отменял. Она ж для нас написана, чтоб нам жилось комфортнее и, главным образом, дольше.
Астахов закрывает наружную дверь шлюза, выравнивает давление, и мы входим внутрь сетевого наблюдательного пункта. Три рабочих кресла с консолями. Приборы наблюдения и контроля по стенам. Минимум свободного места. И двое разумных. Не людей.
— Вот и гланги. Познакомься. Это — Тинта. Это — Рисса. А это — Клим, теперь наш напарник. Первое дежурство у него. Так что эту смену я с вами проведу, девочки. Введу начинающих в курс дела, так сказать. А там уж вам без меня работать придется.
— Данные получены, — доносится из транслятора, прикрепленного на туловище одной из гланг. Еще на туловище, прямо на кожу, приклеена личная карточка с именем. Наверняка, чтобы люди их не путали.
— И что мне делать? — спрашиваю я.
— Да. Делать. Следить за контрольной аппаратурой и, если что не так, немедленно принимать меры.
— Это понятно. Но какие меры? И что конкретного может произойти не так?
— Отказать программное обеспечение. Тогда нужно вызывать настройщика, чтобы он программу обратно работать заставлял. Еще могут ловушки для пыли переполниться. Хотя мы их два дня назад чистили. А вообще их раз в неделю чистят. Если где-нибудь сеть повредится, то сразу лампочки над вот этими датчиками загорятся — чтоб их заметнее было. А вообще — инструкция есть. У нас Рисса — главная по инструкциям. Если что непонятно, у нее спрашивай.
— Я отвечу, — говорит гланга.
Судя по всему, работа — чистая формальность. Особенно для новичка. Однако и с ней можно не справиться, если каких-нибудь тонкостей не знать. Нажмешь на неизвестную кнопочку, а это "аварийное катапультирование" или еще чего похуже. Поэтому я всегда предпочитаю расспросить, что получится, если сюда нажать. А если сюда? А вот так? Ну, да, сразу на все. Защита есть? От дурака? Надежна? Кем проверялась?
Когда вот так несколько часов порасспрашиваю, тогда у меня полное понимание получается и уверенность, что не отправлю всех в глубины космоса, например.
— Ну, ты и дотошный, — в голосе Астахова слышится уважение. Он негромко беседует с Тинтой, лишь изредка посматривая на то, как я мучаю Риссу. Хотя я могу и ошибаться, и гланга вовсе не мучается, а развлекается, отвечая на глупые вопросы простака. Эмоциональный фон, который транслятор передает, благожелателен. Сердись Рисса, это чувствовалось бы в ее ответах. Земная техника передает злость и раздражение так, что их узнать легче, чем другие эмоции.
От обращения с контрольной аппаратурой мы постепенно переходим к устройству самой сети. Наблюдательный пункт — далеко не главная ее часть. Сеть устроена слишком сложно для непрофессионала.