Шрифт:
Часть первая
Глава 1
На чемоданах
После многодневных дождей по всей Финляндии установилась тёплая и ясная погода. Утро выдалось безветренным. Пронзительные, яркие лучи солнца касались верхушек деревьев. Золотая осень, особенно трогательная на севере, являла себя щедрой и буйной красой в лесах страны. Точно любуясь своим золотым и багряным нарядом, деревья смотрелись в зеркальную гладь озёр.
Хрустальной чистоты реки через перекаты и водопады несли к морю опавшие листья. Подтверждая народную примету о кровопролитной войне, ветви рябин готовы
– Странное дело, – размышлял вслух пожилой господин, сидящий на спокойном белом жеребце. – В молодости даже не задумываешься, что езда верхом есть некий труд, который требует немалых усилий. Первая своя собственная лошадь появилась у меня в пять лет. Подарил мне её мой крёстный – император Александр Третий. К ужасу моих родителей… Было это, страшно сказать, ещё в девятнадцатом веке. Не помню, рассказывал ли я вам об этом…
«Рассказывал. И рассказывал не один раз», – думая о своём, вспоминал Суровцев. Но ни словом, ни жестом не выдал своей осведомлённости.
– Государь был щедр и великодушен, когда дело касалось людей, которых он любил, – продолжал пожилой генерал. – И вот теперь я сажусь на коня с усилием. И с не меньшим трудом удерживаюсь в седле. С грустью отмечаю, что и барон уже не соответствует званию лучшего наездника империи. На русско-японскую войну, следуя традициям своих предков-рыцарей, он отправился с тремя лошадьми. Скаковой жеребец по кличке Талисман даже спас ему жизнь. Раненный, Талисман вынес барона с поля боя. В том бою погиб ординарец Маннергейма – граф Канкрин. Случилось это, подумать только, в феврале девятьсот четвёртого года.
Бывший генерал свиты его императорского величества Николая II, генерал-лейтенант русского Генерального штаба Александр Николаевич Степанов, нынешний американский подданный Ник Стивенсон, точно подтверждал устоявшееся мнение о том, что пожилые люди очень хорошо помнят прежние времена, тогда как события вчерашнего дня совершенно не фиксируют в своей памяти. Так могло показаться стороннему наблюдателю.
– Завтра будете прогуливаться уже без меня, – слезая с лошади, вдруг объявил Степанов. – Мне пора возвращаться в Соединённые Штаты…
Они привязали коней к коновязи. По крутым, широким, деревянным ступеням поднялись на широкий балкон перед террасой охотничьего домика. Из-под козырьков жокейских шлемов смотрели на яркое солнце, поднимающееся над болотами и небольшими озёрами, простирающимися вдаль до леса почти у самого горизонта.
– Вы, голубчик, и раньше не отличались многословием, а теперь и вовсе превратились в молчуна. Вас что-то гнетёт? – спросил Степанов.
– Не успеваю обдумывать и усваивать информацию, – неопределённо ответил Суровцев. – Её слишком много. А ещё сегодня проснулся и осознал, что мысленно я уже в России. Кажется, что сама душа летает где-то там. Очень легко перемещаюсь в мыслях от блокадного Петербурга-Ленинграда к захваченному немцами Киеву. Там сейчас барахтаются в немецком котле несколько наших армий… Потом вдруг в одно мгновение перелетаю на дальние и ближние подступы к Москве. И, кажется, очень даже хорошо представляю себе, что сейчас творится где-нибудь под Можайском…
– И что же там творится?
– Вероятно, строится оборонительная линия…
– Признаться, все эти дни я ждал от вас этих или подобных слов, – в свой черёд признался Степанов, – и вот дождался. Вы приняли решение…
– Мне казалось в первые минуты нашей встречи, что вы с бароном Маннергеймом за меня всё решили.
– Мы, может быть, и решили, но без вашего намерения вернуться в Россию наши умозрительные заключения ничего не стоили.
– Разве что-то сейчас изменилось?
– Изменилось самым коренным образом. Именно в эти минуты… После вот этих ваших слов…
Русский разведчик с искренним удивлением посмотрел на Степанова.
– Я должен перед вами повиниться, – неожиданно признался пожилой генерал.
– В чём повиниться? – продолжал недоумевать Суровцев.
– Во многом. И прежде всего, говоря словами Маркса и Ленина, в своей классовой ограниченности. Вы помните историю с Распутиным?
– Какую из многочисленных историй вы имеете в виду?
– Я разумею ту, участником которой являлись лично вы… накануне убийства старца, – подсказывал Степанов, – когда вы совместно с полицейскими в одну ночь задержали шесть… Григориев Распутиных, которые на поверку оказались ряжеными…
– Вы мне приказали об этом забыть – я и забыл.
– Зато я забыть не могу. Вам сразу было понятно, что это значит. А мы с генералом Джунковским продолжали хлестать настоящего Григория по лицу при каждом удобном случае.
– Это неправда, – возразил Сергей Георгиевич, – мне совсем ничего не было ясно.
– В то время никому ничего не было ясно. Но вы единственный из всех указали, что деньги на свои представления артисты, исполнявшие роль Гришки, получали от англичан. Кто мне мешал понять, что свою функцию по дискредитации монархии бывший хлыст уже выполнил. Что главным на тот момент было его влияние при дворе, при котором он мог запросто вывести Россию из войны с Германией. Кто нам мешал додуматься, что это не устраивает прежде всего наших тогдашних союзников-англичан? Да Григория нужно было охранять и беречь, а не лупцевать при каждом удобном случае! А потом было то, что было… Русская контрразведка сработала из рук вон плохо. Мы оказались неспособны заглянуть дальше революционных партий, козней еврейских банкиров и масонских игр, которые оказались только ширмой истинных устремлений англосаксонского мира. Кстати, не забудьте, спросите барона об убийце Распутина. Освальд Райнер до недавнего времени представлял в Финляндии «Дейли Телеграф».
– Очень интересно. Обязательно поинтересуюсь. Таким образом, Россия и Германия сейчас повторяют плохо выученный урок?
– Вы на редкость проницательны, молодой человек, – саркастично заметил Степанов, – надеюсь, у вас хватает дальновидности понять, к чему это может привести? Смелее, смелее проводите аналогии с войнами этого столетия. Начинайте с русско-японской войны. Перечислите её результаты. Вспомните результаты войны четырнадцатого-восемнадцатого годов. И смело прогнозируйте результаты войны нынешней. Тоже мировой, но в которой, теперь уже традиционно, по-настоящему, воюют только Германия с Россией. А победителями, тоже традиционно, окажутся англичане. В этот раз в компании с американцами. Вы только представьте себе: когда я в Порт-Артуре, а барон Маннергейм где-то под Мукденом получили по первому ранению, в Соединённых Штатах некий господин по фамилии Троцкий занимался ни много ни мало формированием групп революционных боевиков для отправки в Россию. Разумеется, не один он этим занимался… Компанию ему составляли весьма примечательные личности. Опять же представьте себе, сколько стоили такие, с позволения сказать, мобилизационные мероприятия! Причём переправка через океан нескольких сотен террористов – сущий пустяк… по сравнению с целыми пароходами, груженными оружием… Сколько пароходов было всего, наверное, мы никогда не узнаем. Русской полиции стало известно только лишь о двух, которые сели на мель в наших территориальных водах. Девятьсот пятый год опять же… Это тогда никто не мог понять, почему вдруг Петроградский совет в своих прокламациях призвал граждан обменивать рубли на золото? Сейчас, когда знаешь, что в совете верховодили Парвус и Троцкий, понимаешь, кто валил русский рубль… Я привёз с собой документы. Вам нужно будет передать их по назначению. Часть из них относится к роковому семнадцатому году. Банковские счета, расписки, доклады и отчёты этого периода – сущий Клондайк для будущих историков. А имена… Имена каковы! Там и Керенский, там и знакомые вам генералы. А Троцкий, так тот на каждой странице, через каждую вторую строку.