Цепные Псы Россы
Шрифт:
Площадь Благости предназначалась как раз для игр и празднеств. Здесь было запрещено торговать и заключать какие-либо сделки, поэтому в этот час она пустовала. Все незанятые на работах гореваны находились сейчас в Квартале Менял. Белые стены домов с зелеными вертикальными полосами, желтые камни под ногами и яркое красное пятно Плакальщиц, точно пятна крови на простыне, цветовая агрессия, сразу же бьющая по глазам, после сплошного серого одноцвета остального города.
«Кажется, мы пришли? Что тебя так в этих безликих привлекает?» — спросил Дизель, остановившись напротив Плакальщиц в небольшом
«Сколько иномирных цивилизаций обнаружили земляне?» — неожиданно ответил вопросом на вопрос Магистр, с интересом разглядывая мистический ритуал.
«Ты в этом больше дока, я честно говоря не в курсе. — стушевался Дизель, но все-таки выглядеть полным профаном ему не хотелось. — Я слышал про фиксеров, они кажется обитают где-то за пределами Индской империи…»
«И отказываются идти на контакт с людьми. Это первые. Еще?»
«Сентосфериане?»
«Похвально. Они еще более странные существа. Живут за параллелью Омнобиуса, неподалеку граница Древа и Федерации. Еще?»
Дизель нахмурился. Иномирцы жили далеко от земных колоний и по не выясненным причинам практически не выходили на контакт с людьми. Может, им нравилась изоляция, или они считали людей, существами ниже себя по лестнице развития. Поэтому их имена редко звучали в обиходе. На человеческих колониях не все люди даже знали, что существуют иномирцы. Но что Магистр этим хочет сказать?
«Я пас» — поднял руки Дизель.
«Иномирцев множество. Они живут далеко от земного ареала расселения. Ты назвал самых ярких представителей. Еще не стоит забывать о дюйгенах»
«Дюйгены Хранители Покоя, это легенда» — возразил Дизель.
«Пускай так. Но дело не в этом. Все иномирцы, которые встречались до сего момента людям, были иными, непохожими ни на что. Даже гуманойдные оттингеры сильно отличаются от хомо сапиенс по своему быту, укладу и прочему. А гореваны наоборот очень похожи, такое ощущение, что они братья близнецы землян. Ума не приложу. Ведь они даже на прото-лингве говорят, поэтому мы их так хорошо понимаем»
«Они научились у летиан. Века колонизации не прошли даром» — возразил Дизель.
«Но вот эти Плакальщицы такая особенная изюминка, добавляющая вкус блюду. Так что считай это просто этнографическим любопытством. Я хочу всего лишь понаблюдать за ними» — с исследовательским азартом в голосе произнес Магистр.
«Борь, это ты что хочешь сказать, мне тут на площади бездельем страдать до вечера, да с зевотой бороться?» — возмутился Дизель, оценив перспективу.
«Ну может и не до вечера. А чего тебя возмущает?»
«Я кажется завяну на этой богом забытой Россе» — простонал Дизель.
На площади Благости было много стульев и скамеек, расставленных аккуратно вдоль домов. Одна беда, большая часть гореванов уступала по габаритам Дизелю. Он выбрал для себя удобную скамью и расположился на ней.
«Ты только учти, Магистр, я сейчас загружу себе на „разгонник“ что-нибудь развлекательное. Если потребуюсь, шли зов» — честно предупредил Бориса Поль и отключился от внешнего мира.
Магистр остался один.
Он неспешно подошел к группе Плакальщиц. Они сидели возле стены одного из домов полукругом и медленно раскачивались из стороны в сторону, низкий горловой звук напоминал утробное урчание довольной кошки. Что-то настораживало Бориса, вот только что он понять не мог. У многих народностей земли существовал обряд культовой скорби. И Плакальщицы скорее земной термин, только вот эти существа в красных балахонах, он не мог определить даже их пол, были совершенно чужды человеческому пониманию. Магистр заворожено всматривался в их безликие лица и не мог понять, как такое возможно. Как может жить существо, лишенное ротового и дыхательных отверстий, не говоря уж обо всем остальном. Но как он не вглядывался в скорбные раскачивающиеся фигуры Плакальщиц, он не мог разглядеть ничего похожего на рот, нос и глаза. Мало этого, Борис готов был поспорить на свое месячное жалование, что Плакальщицы не дышали. Поразительная догадка зародилась у Магистра. А живые ли они существа, может они био-дройды?
Одна из Плакальщиц поднялась, вышла из полукруга и приблизилась к Борису. Он не успел испугаться, она протянула к нему руки и коснулась его лица. В голове проснулась боль, а перед глазами вспыхнул фейерверк информации.
Глава 7 Кошмар во сне и наяву
Ночью Рудоу спал беспокойно. Толи из-за выпитой водки, толи из-за духоты, не спасало даже открытое нараспашку окно. Он долго не мог заснуть, а тут еще чертовы комары, настойчиво жужжащие над ухом и чесуче кусающие повсюду. Их монотонное гудение сводило с ума. Когда же ему удалось задремать, то навалились кошмары, сотканные из фрагментов его прошлого, о котором он долго и безуспешно пытался забыть.
Ему снился Толстый Пип, ростовщик с Зеленой улицы. К нему часто ходили за ссудами жители окрестных кварталов. Проценты он драл нещадные, но и денег в долг у него было реально получить, не то что в банке, где требовалось заполнить кучу бумажек, предоставить кипу документов, а потом ждать несколько недель пока рассмотрят заявку и еще столько же чтобы получить деньги. Толстый Пип никогда никому не отказывал, брал расписку и слащаво улыбался. Иногда он сам приходил в дом, узнав о том, что в его деньгах нуждаются. Он изображал из себя заботливого доброго соседа, всегда готового прийти на помощь. Много говорил, словами баюкал, обволакивал, точно елочную игрушку ватой, чтобы не разбилась, и нуждающийся сам и не замечал, как ставил подпись под кабальным долговым договором.
Люди говорили, если уж Толстый Пип сам пришел, значит жди беды. И беда приходила. Толстый Пип не любил ходить по гостям. Когда он приходил сам, проценты по его займам вырастали в счет компенсации за его усилия.
Толстый Пип всегда ходил в белом костюме и шляпе, похожей на панаму. У него были толстые пальцы сосиски, унизанные золотыми кольцами с камушками. Толстый Пип любил драгоценности. Он вообще любил показать, что деньги у него есть. Никого не боялся. Знал, что в квартале, где хозяином слыл Серпантин, его никто не тронет, потому что от своих доходов он хорошо ему отстегивал, не жадничал.