Cердца трех

Лондон Джек

— Ни один человек еще не вернулся оттуда. Не раз видела я в моем Зеркале Мира, как они плыли в потоке, и их, уже мертвых, выносило на поверхность. Никогда я не видела, чтобы этим путем выплыл живой человек. То были только мертвецы, и они никогда не возвращались.

Все смотрели друг на друга, объятые ужасом при мысли о необходимости довериться ужасному потоку.

— Неужели нет другого пути? — спросил Генри, крепко прижимая к себе Леонсию.

Царица покачала головой. Вокруг них падали пылавшие пучки соломы с крыши, а в ушах стоял ужасающий рев: это Погибшие Души на берегу озера распевали свои кровожадные песни. Царица выпустила руку Фрэнсиса с явным намерением броситься в свою опочивальню, затем, передумав, вновь взяла его за руку и повела за собой. Он удивленно следил за тем, как она закрыла крышку сундука с драгоценностями и заперла его. Затем откинула лежавшую на полу циновку и подняла потайную дверцу, ведущую вниз, к воде. По ее указанию Фрэнсис подтащил к люку сундук и опустил его туда.

— Даже жрец Солнца не знает об этом тайнике, — шепнула царица, затем, взяв его за руку, вернулась вместе с ним на террасу.

— Пора покинуть это место, — объявила она. — Обними меня, Фрэнсис, милый мой муж, подними меня и прыгай вместе со мной. Мы прыгнем первые и укажем путь остальным.

И они бросились в кипящую пучину вод. В ту самую минуту, когда обрушилась крыша, увлекая за собой целый поток огня и пылающих стропил, Генри, схватив Леонсию в свои объятия, кинулся вместе с ней в водоворот, который уже поглотил Фрэнсиса и царицу.

Подобно Торресу, четверо беглецов избегли столкновения со скалами и были вынесены подземным потоком к отверстию, выходившему на поверхность земли, которое затянула чудовищная паутина. Генри плыть было гораздо легче, так как и Леонсия была хорошим пловцом. К счастью для Фрэнсиса, его умение плавать позволило ему без труда поддерживать царицу. Она слепо следовала его указаниям, спокойно держась на воде и не пытаясь ни схватить его за руку, ни помешать ему плыть.

Достигнув выступа, все четверо вскарабкались на него и решили отдохнуть. Обе женщины принялись выжимать свои волосы, которые быстрое течение в беспорядке разметало по их плечам.

— Мне не впервые довелось побывать с вами обоими в недрах гор, — смеясь сказала Генри и Фрэнсису Леонсия. Впрочем, слова ее предназначались не столько для них, сколько для царицы.

— А я первый раз нахожусь со своим мужем в недрах гор, — также со смехом возразила царица, и отравленное жало ее насмешки глубоко вонзилось в сердце Леонсии.

— Похоже на то, что твоя жена не особенно ладит с моей будущей женой, — заметил Генри с обычной свойственной мужчинам резкостью, к которой они прибегают, чтобы скрыть смущение, вызванное бестактностью их жен.

Однако таким чисто мужским приемом Генри добился лишь еще более натянутого и напряженного молчания. Обеим женщинам это, казалось, доставляло какое-то странное злорадное удовольствие. Фрэнсис тщетно пытался придумать, как вывести всех из неловкого положения. Наконец Генри в отчаянии поднялся и заявил, что намерен осмотреться. Предложив царице его сопровождать, он подал ей руку, чтобы помочь встать на ноги. Фрэнсис и Леонсия сидели рядом, и оба упорно молчали. Он первый нарушил молчание.

— Я готов был бы поколотить вас, Леонсия.

— А что я такого сделала? — спросила она.

— Как будто не знаете? Вы отвратительно себя вели!

— Это вы себя отвратительно вели, — со слезами в голосе возразила она, несмотря на твердое решение воздержаться от такой чисто женской слабости. — Кто просил вас жениться на ней? Ведь не вы вытащили короткую соломинку! Кто же просил вас добровольно совать свой нос в это дело? Разве я просила вас? Мое сердце едва не остановилось в груди, когда я услышала, как вы заявили Генри о своем намерении жениться на ней. Я чуть было не упала в обморок. Вы даже не посоветовались со мной, а ведь это по моему совету, чтобы спасти вас от царицы, вы все бросали жребий… Мне не стыдно признаться вам: я сделала это, надеясь, что вы останетесь со мной! Генри вовсе не любит меня так, как вы уверяли, будто любите меня! И я никогда не любила Генри так, как любила вас, как я люблю и сейчас, да простит меня Господь!

Фрэнсис потерял всякое самообладание. Он схватил ее в объятия и крепко прижал к груди.

— И это в самый день вашей свадьбы? — прошептала она с упреком.

Он мгновенно отпустил ее.

— И все это я должен выслушивать от вас, Леонсия, да еще в такую минуту, — с грустью произнес он.

— А почему бы и нет? — вспыхнула она. — Вы любили меня, вы сами признались мне с таким жаром, что нельзя было бы не поверить, и вдруг сегодня добровольно, с самым веселым и радостным видом вы женитесь на первой встречной, первой хорошенькой женщине!

— В вас просто говорит ревность, — упрекнул он ее, и сердце его радостно забилось, когда она утвердительно кивнула головой. — Да, я допускаю, что вы ревнуете, но в то же время вы лжете со свойственной всему вашему женскому полу лживостью. То, что я сделал, я сделал вовсе не с радостным и веселым видом. Сделал я это ради вас и ради себя, а вернее всего — ради Генри. Слава Богу, во мне еще не умерло чувство чести.

— Мужского чувства чести не всегда достаточно для женщин, — возразила Леонсия.

— А разве вы предпочли бы, чтобы я был бесчестным? — быстро парировал он.

— Я ведь только женщина с любящим сердцем, — молящим голосом произнесла она.

— Вы настоящая злая, жалящая оса в образе женщины, — гневно возразил он. — И вы несправедливы ко мне.

— Да разве женщина бывает когда-либо справедливой, когда любит? — откровенно признала Леонсия. — Мужчины следуют правилам чести, которые сами же и изобретают, но знайте — как женщина, я открыто признаюсь в этом — знайте, что женщина следует в жизни только законам любви, которые диктует ей ее любящее сердце.

— Быть может, вы и правы. Правила морали, как и правила арифметики, определяются разумом и логикой. Судя же по вашим словам, у женщины нет никакой морали, а только…

— Только капризы, — закончила за него Леонсия.

Раздавшиеся возгласы Генри и царицы положили конец этому разговору, и Леонсия с Фрэнсисом, присоединившись к ним, стали разглядывать чудовищную паутину.

— Видели ли вы когда-нибудь такую огромную паутину?! — воскликнула Леонсия.

— А мне бы хотелось посмотреть на чудовище, которое ее соткало, — заявил Генри.