Цесаревич Вася
Шрифт:
Англичанин поморщился, услышав откровенный намёк. Понятно, что эти обезьяны и шагу не сделают без взятки, но нельзя же требовать столь нагло. Конечно, недорого берут, но доля самого сэра Уильяма в сэкономленных средствах существенно уменьшается.
– Двести фунтов, генерал. Или вы предпочитаете гинеи?
– Я предпочитаю серебряные шиллинги, господин полковник, – Ван Дзинвэй не удержался и в нетерпении потёр ладони. – Десять тысяч шиллингов!
– За такую сумму я могу купить в личное пользование сразу четыре дивизии. Предлагаю двести пятьдесят
– Вы умеете уговаривать, господин полковник, и за восемь тысяч серебряных шиллингов я продам вам две дивизии. Покорнейше прошу простить, но четырёх у меня нет.
– Восемь тысяч, то есть четыреста фунтов? Это дорого, генерал.
– Из уважения к вам, даже из искренней любви к вам, господин полковник, готов уступить до семи тысяч.
– Триста фунтов, и это окончательное предложение.
Ван Дзинвэй хлопнул в ладоши, и в шатёр на коленях вполз его секретарь. Или адъютант, сэр Уильям за много лет так и не удосужился научиться разбираться в структуре китайской армии.
– Составим договор, господин полковник?
– Зачем?
– Но вы же покупаете у меня дивизии? Как я буду отчитываться перед императором без подписанного договора?
Полковник подумал и кивнул. Бюрократия есть стихия непреодолимой силы даже для этих обезьян.
Спустя каких-то шесть часов необходимые бумаги были составлены, переписаны в четырёх экземплярах на двух языках и наконец-то подписаны. Ван Дзинвэй украсил договоры большими серебряными блямбами на шёлковых шнурках, а сэр Уильям Лоуренс приложил свою печатку к капелькам расплавленного сургуча и приказал сопровождающим его морским пехотинцам принести сундучок с серебром. Ну а то, что проба этих монет давно уже… впрочем, это не важно.
– Итак, генерал, вы готовы к наступлению на русскую территорию?
– Я? – удивился пересчитывающий шиллинги китаец. – Почему я?
– А кто?
– Вы, господин полковник. Никто другой не посмеет командовать вашими дивизиями.
– Э-э-э…
– Но вы всегда можете нанять этого недостойного Ван Дзинвэя за какие-то жалкие три тысячи шиллингов.
– Чёрт побери!
– А ещё за десять тысяч этот недостойный Ван Дзинвэй готов обеспечить снабжение ваших дивизий продовольствием, господин полковник.
– Что?
– Но мой император не может кормить ваши войска за свой счёт, господин полковник.
– Да как вы… – сэр Уильям задохнулся от гнева, не в состоянии закончить фразу.
– Отказываетесь? – удивился китайский генерал. – Но это и в самом деле недорого.
– Чтобы я…
– Ну, как хотите. А теперь позвольте откланяться, господин полковник, этот недостойный Ван Дзинвэй торопится в столицу, чтобы припасть к ногам обожаемого императора и доложить о вашем отказе.
– Тысячу фунтов за всё! – сдался полковник.
– Подпишем договор?
– В задницу ваш договор, переходите в наступление, генерал.
– Как скажете, господин полковник.
Глава 13
Хлебнувший фронтового лиха солдат ценит уют, пусть даже временный, в окопе или землянке. А если случилось такому солдату остановиться где-нибудь более чем на три дня, то можно не сомневаться, что обустроится он с максимальными удобствами. Тут и скворечники военно-полевых сортиров сами собой появятся, и чугунные печки, и от кухни запахнет гречневой кашей с тушёнкой и луком. А в командирском блиндаже внезапно образуется кадушка с фикусом и с обязательными торчащими из земли папиросными окурками. Вот, кстати, загадка природы – никто и никогда не видел, чтобы кто-то тушил там папиросы, но они обязательно появляются. Говорят, будто даже в Генеральном штабе такое случается с пугающей регулярностью.
На столе у командира роты пепельница из срезанной наискось гильзы трёхдюймового снаряда. Рядом коробка с «Герцеговиной Флор» и зажигалка.
– Угощайтесь, господа офицеры и прапорщики.
Аполлинарий Григорьевич Куликовский отдёрнул протянутую было руку от дорогущих папирос и достал из кармана трубку. Оно и правильно, в блиндаже вместе с командирами дирижаблей и нижегородскими драгунами чуть ли не сорок человек, и на всех одной коробки не хватит.
Именно летунам и был задан следующий вопрос:
– Что с ремонтом?
Уже знакомый Красному подполковник с голубой выпушкой на форменной бекеше нервно дёрнул щекой и смял мундштук папиросы:
– Плохо с ремонтом, Павел Алексеевич. Нам бы ещё недельку, и девять дирижаблей из шестнадцати поставим в строй. Полный ход не дадут, но восемьдесят километров в час…
– А сегодня?
– Сегодня только один, да и то не могу дать гарантии, что он будет способен проштурмовать маршевые колонны китайцев или их лагерь. Вы же, Павел Алексеевич, скорострельные пушки не вернёте?
– Пулемёты тоже не отдам, – кивнул Ротмистров. – Их только вчера вечером на позиции с превеликим трудом перетащили.
– Вот про позиции я и хотел сказать, – подполковник бросил в пепельницу испорченную папиросу и взял из коробки новую. – Вы можете гарантировать, что китайцы будут колотиться башкой в нашу линию обороны, а не обойдут её стороной? Какой смысл переть на пулемёты через минные поля, если можно сместить направление удара? Как показывает карта, в десяти километрах восточнее есть удобная для прохода долина, и ничто не помешает…
– Как это ничто? – перебил подполковника ротмистр Жуков. – А приказ императора? Вы, Леонтий Сергеевич, никогда не сталкивались с китайцами, кроме как в ресторане «Харбин»?
– Какое это имеет значение, Георгий Константинович?
– Очень даже большое, – усмехнулся Жуков. – Вот вы готовы пожертвовать жизнью ради выполнения приказа Его Императорского Величества?
– Разумеется, ведь я давал присягу.
– А устав?
– Что устав?
– В нём указано, что при всей вашей готовности отдать жизнь за веру, царя и отечество гораздо предпочтительнее, если это сделают наши противники.