Цесаревич
Шрифт:
Вопреки, но худо-бедно построится к началу сентября получилось. Отстроили форт, большие избы для размещения сразу до двадцати человек, кое кто называл эти строения «казармами», скотники, склады, тренировочные площадки. Чего не делали, так не обрабатывали поля. С сельским хозяйством, с выращиванием репы и потата разбираться будут когда будет и более безопасно, да и пора года не предполагала землепашенные работы.
— Господин капитан третьего ранга! — обратился к Овцыну мичман Колесников, когда глава поселения собирался спать.
Время подходило к полночи, и Дмитрий Леонтьевич уже изготовился ко сну. Запланированное посещение царства Морфея должно
— Что, мичман? — отрешенно спросил Овцын, пряча стакан с водкой.
Глава колонии никогда не появлялся перед подчиненными во хмели, мог выпить водки только уже тогда, как приготовился ко сну.
— Пропал мичман Сергей Иванович Зейский, — коротко, без подробностей, ответил Колесников.
—…м — м, — Овцын мычал стиснув зубы, чтобы не сорваться перед подчиненным на мат.
— Со вчерашнего вечера его не видели, до этого был в дозоре. Плутонг, с которым он ходил не стал сообщать, что командир ушел, так как солдаты получили приказ Зейского молчать, — добавил подробностей мичман Колесников.
Овцын сперва хотел что-то делать, бежать, спасать. После героического сражения у острова Мадагаскар, да в условиях ограниченности общения с образованными людьми, он подружился с Сергеем Ивановичем Зейским, потом Дмитрий Леонтьевич часто разговаривал со своим приятелем, делился своим опытом. Однако, что-либо делать для прояснения ситуации с мичманом, было поздно, солнце уже давно ушло, а в темноте, в условиях практически осады, было невозможным вести людей в поиск — сгинут.
— Ждать, усилить дозоры и всем приказ, никуда не отлучаться. Пусть наутро пройдут к тому месту, откуда ушел Зейский, — отдал распоряжения Овцын и достал новый штоф водки, ее понадобится больше, иначе Дмитрий Леонтьевич просто не уснет.
Утром никто не нашел мичмана Зейского, как и в течении трех дней. Но вот на пятый день отсутствия, когда мичмана успели помянуть, благо не отпели, Зейский пришел сам. Но только это, хоть и был Сергей Иванович Зейский, но точно не мичман русского флота, да и на дворянина он был не похож. Одет Сергей Иванович был в традиционные шубы тлинкитов, был в сопровождении трех мужчин-индейцев и, судя по улыбке, чувствовал себя в прекрасном расположении духа.
Овцын не знал — пороть или хвалить Зейского. Скорее второй вариант. И дело не в том, что дворян не порют, а в том, что мичман принес хорошие новости и, скорее всего, мир. Но за ослушание, так, по-отечески, можно было и выпороть.
Тлинкиты не выдержали войны с русскими. Нет, они бы и дальше беспокоили колонистов, но жуткие потери среди мужчин, сделали роды, ближайшие к поселению пришлых людей, слабыми и они, объединившись, ушли на восток, не имея возможностей контролировать территорию. А вот уже их бывший ареол расселения начали занимать алеуты, которые были настроены более лояльно, не чурались торговли и в целом стремились к взаимодействию с белыми людьми, что смогли прогнать воинственных и, казалось, непобедимых тлинкитов [по упоминаниям современников с аборигенами действительно были целые войны, в частности с тлинкитами, в то время, как алеутов привлекали и к торговле и во все возможных работах, даже русский форт Росс был частично заселен именно алеутами из Аляски].
Вот и пришло посольство. Они хотели прийти ранее, но белые люди застрелили трех их мужчин, приняв за тлинкитов, потому алеуты и боялись. Если бы не пример своих соседей, алеуты так же начали войну с пришлыми,
Овцын возблагодарил Бога за то, что Зейский такой фатальный идиот, ну или бесбашенно смелый человек. Мичман увидел, что аборигены уже не стреляют из своих луков, что пытались подойти и поговорить, но напуганные солдаты всегда открывали огонь даже по теням. И решил Сергей Иванович сам пойти к местным, он понимал, что колонисты обречены быть запертыми и не получат ни то что прибыли, но и введут Экспедицию в большие убытки, если не договорятся с аборигенами. А ведь скоро, весной, должны прийти люди из Охотска и предполагалось основание еще трех поселений.
Вот и пошел Зейский на риск и выиграл, превратившись в одну из многих легенд о первопроходцах Русской Америки.
*…………*……….*
Вена
1 сентября 1749 года
Мария-Терезия была в смешанных чувствах. С одной стороны, воспитатель восьмилетнего сына Иоганн Кристоф фон Бартенштейн не перестает хвалить будущего императора, дочь Мария-Анна в неполных одиннадцать лет уже заставляет католических священников копаться в писании, чтобы найти ответы на весьма замысловатые теологические вопросы девочки. Остальные пятеро деток так же радовали, очень жаль, что Мария-Каролина и Мария-Елизавета не дожили до сегодняшнего дня. Императрица была вновь беременна и очень надеялась, что в ее семье появится еще один мальчик и трон только окрепнет.
Но кроме новостей о детях, которые для императрицы были главными среди прочего, Иоганн Кристоф фон Бартенштейн принес и другие. Тут уже не достаточно наслаждаться рассказами об успехах детей, нужно было тщательно думать и принимать решения. Мария-Терезия умела работать, развлекаться не научилась, а вот работать, быть доброй католичкой, заботливой матерью и верной женой — это сущность императрицы.
В кабинете присутствовал и канцлер австрийской империи — Антон Корфиц фон Ульфельдт. Ранее Бартенштейн был канцлером, но неудачи во время войны «за австрийское наследство» вынудили императрицу принять его отставку и назначить воспитателем наследника. Однако, именно бывший канцлер и был главным советником во всех международных делах, фон Ульфельдт же оказался неплохим исполнителем. На такую щепетильную тему, что действующий канцлер остается без влияния, никто не распространялся и Антон Корфиц всегда присутствовал во время общения Марии-Терезии с Бартенштейном.
— И как так получилось, что Австрия вынуждена выполнять свои обязательства для России, а не наоборот? Вы же все утверждали, что русской кровью мы заменим австрийскую, а сейчас вынуждены реагировать и уже тратить свои ресурсы, которые так нужны для сдерживания Фридриха. Уже пришлось отзывать посла из Петербурга, так как Бестужев-Рюмин каждый день спрашивал фон Претлака, когда уже Австрия начнет выполнять свои обязательства, — сдержано, но с суровой решительностью говорила Мария-Терезия.
— Ваше Императорское Величество, уже пора и посылать войска, русские вошли в Рымник, взяты Фохшаны, Бухарест не защищен, — убеждал императрицу в нужности активных действий Бартенштейн.