Цезарь (др. перевод)
Шрифт:
Нервии, в числе шестидесяти тысяч, захватили Цезаря врасплох, напав на него в тот момент, когда он был занят строительством укреплений и не ожидал сражения. Его конница дрогнула при первом же ударе; варвары окружили двенадцатый и седьмой легионы, перебив всех офицеров.
Цезарь вырвал щит из рук одного солдата, прорвался сквозь тех, кто дрался в первых рядах, бросился в гущу нервиев и в тот же миг оказался окруженным со всех сторон.
Его спас десятый легион, который с высоты холма увидел, какая опасность грозит их полководцу, ринулся вниз, как лавина, сметая все на своем пути, освободил Цезаря, но не удовольствовался
Тридцать тысяч римлян разбили шестьдесят тысяч нервиев; каждый проявил чудеса доблести; но нервии не отступили ни на пядь. Каждый солдат Цезаря убил двух врагов. Шестьдесят тысяч нервиев полегли на поле боя. Из четырехсот сенаторов триста девяносто семь были убиты. Спаслись только трое.
Остатки этого народа со своим царем укрылись в Алезии, городе манубиев, расположенном на вершине горы. Город считался неприступным; его стены были тридцати локтей в высоту.
Ну и что? Цезарь осадил его. Царь отослал своих конников с наказом разнести по всей Галлии весть, что у него запас пищи только на тридцать дней, и привести всех, кто может держать в руках оружие. Конники привели триста тысяч человек. Цезарь и его шестьдесят тысяч человек оказались между осажденной крепостью, в которой было сто шестьдесят тысяч солдат, и тремястами тысячами галлов, осадивших его самого.
Но он предвидел такой поворот; он тоже возвел укрепления, и против тех, кто был в городе, и против тех, кто был на равнине. Он окружил свой лагерь громадными защитными сооружениями: тремя рвами шириной в двадцать футов и глубиной в пятнадцать; стеной высотой в двенадцать футов; восемью рядами небольших рвов с частоколом по краям; все это протянулось на окружность длиной в два лье, и было сделано меньше чем за пять недель. Это было последнее усилие Галлии: здесь она сломалась.
Однажды Цезарь вышел из лагеря, оставив в нем столько людей, сколько было необходимо, чтобы держать в страхе осажденных, и напал на те триста тысяч, которые окружили его.
«И вся эта великолепная мощь, – говорит Плутарх, – рассеялась под мечами римлян, как призрак или сон».
Римляне, оставшиеся в лагере, узнали о победе только по крикам и плачу женщин Алезии, которые с высоты крепостных стен видели, как возвращается римская армия со щитами, наполненными золотом и серебром, с доспехами, запачканными кровью, и с утварью и палатками из лагеря галлов.
Наконец, осажденные, умирая от голода, были вынуждены сдаться, после того, как предложили убить женщин и детей и съесть их. Цезарь ждал посланцев от них, сидя на возвышении своего трибунала.
Тогда Версингеторикс, который был душой этой войны, надел на себя самые лучшие доспехи и оружие, выехал из города на богато убранной лошади, прогарцевал на ней вокруг Цезаря, соскочил на землю, бросил свой меч, свои дротики, свой шлем, свой лук и свои стрелы к ногам победителя и, не говоря ни слова, сел на ступеньки его трибунала.
– Для моего триумфа! – сказал Цезарь, указав на него пальцем своим солдатам.
Так что Цезарь не просто много сделал; он сделал больше, чем кто угодно до него: больше, чем Фабий, больше, чем Метелл, больше, чем Сципион, больше, чем Марий, больше, чем Лукулл, и даже больше, чем сам Помпей. Одного он превзошел трудностью условий, в которых сражался; другого – протяженностью стран, которые он подчинил себе; того – числом и мощью врагов, которых он победил; этого – свирепостью и коварством наций, которые он покорил. Наконец, он превзошел всех их по числу боев, которые он дал неприятелю, и по ужасающему множеству врагов, которых он истребил.
А что же творилось в Риме? Рим был так напуган его победами, что сенат предложил направить Цезарю преемника, как только в Галлии воцарится мир, а Катон клятвенно заявил во всеуслышание, что как только Цезарь распустит свою армию, он призовет его к ответу по закону. Главное было заставить его распустить свою армию.
Глава 49
Расскажем кратко, что происходило в Риме с различными героями нашего повествования, жизнь которых мы проследили во всех подробностях, и которые примут активное участие в гражданской войне.
Проясним интересы каждого из них. После славного исследования нашего дорогого Ламартина о Цезаре это вся работа, которую нам остается сделать.
Посмотрим сначала, что делал Цицерон в то время, когда смешивались карты Помпея и Цезаря.
Цицерон унаследовал от молодого Публия Красса его место в совете авгуров; затем, при разделе провинций, ему выпала по жребию Киликия с армией в двенадцать тысяч пехотинцев и две тысячи шестьсот всадников, и он пустился в плавание к своей провинции, как тогда говорили.
Его миссия состояла в том, чтобы подчинить Каппадокию царю Ариобарзану. Он управился с ней, не прибегая к оружию. Он снова применил на практике свою знаменитую аксиому Cedant arma togae. Это было отнюдь не простым делом: отступление римлян перед парфянами подвигло киликийцев к мятежу, так что римляне могли бы потерпеть поражение.
Но что потрясло всех, и о чем историки сообщают с крайним изумлением, так это то, что Цицерон не пожелал принять никаких подношений от царей и освободил провинцию от разорительных пиров, которые она обычно давала наместникам.
Каждый день он приглашал за свой стол самых достойных киликийцев, и оплачивал эти официальные обеды из того жалования, которое ему выплачивала Республика. В его доме не было привратника: всякий, кто хотел его видеть, приходил к нему, и его проводили в дом, даже не спрашивая имени. Никто никогда не заставал его в постели, хотя посещения начинались с раннего утра; он поднимался на заре.
За все время своего проконсулата он ни одного человека не велел высечь розгами; он ни разу, в минуту гнева, не разорвал платья того, кто этот гнев вызвал; он никогда не бранился; он никогда не добавлял оскорбления к штрафам, которые налагал.
Более того, обнаружив, что общественные средства были расхищены взяточниками, он заставил их явиться к нему и вернуть все сполна, даже не назвав имен тех, кто был принужден восполнить самые крупные недостачи, не желая выдавать ненависти их сограждан людей, которые, вероятно, не считали себя такими виноватыми, какими они были в действительности, поскольку делали то, что делали все остальные.
Разбойники устроили себе логово на горе Аман и совершали набеги, грабя, разоряя и убивая путешественников. Он объявил им беспощадную войну, разбил их и был провозглашен своими войсками императором.