Цезарь
Шрифт:
Этот календарь сохранился до XVI века. Сейчас мы пользуемся григорианским.
Наряду с такими серьезными делами, как чеканка золотых монет или льготы для семей с тремя и более детьми, Цезарь принимает законы, вызывающие раздражение своей излишней регламентацией личной жизни. К числу таких относился запрет на экзотические и дорогие продукты, на ношение жемчуга… Но строгость римских законов смягчалась хитроумием римлян, их обходящих.
Эпилог.
SIC SEMPER TYRANNIS
Могла ли история пойти другим путем? Мы увидели, что жизнь Цезаря не раз висела на волоске. Решения, которые он принимал, повлияли на судьбы и события всего мира. Можно, конечно, произносить мантру о сослагательном
Автор этих строк полагает, что правы профессиональные историки и особого смысла в играх с альтернативной историей нет. Если, конечно, речь не идет о художественной литературе или пропагандистских вбросах. Что же касается реальной истории, той, которая привела к существующей картине мире, альтернативы не было и быть не могло.
В современной космологии существует так называемый антропный принцип.
Речь идет о том, что если бы на ничтожную долю изменилась хотя бы одна из так называемых фундаментальных постоянных (скорость света, постоянная Планка, масса протона и электрона и некоторые другие), то Вселенная в таком виде, в каком мы ее наблюдаем, не могла бы существовать. А следовательно, не возникла бы и жизнь. Иными словами, наша Вселенная возникла именно в таком виде, чтобы в ней могло находиться разумное существо (отсюда, кстати, и название принципа, с греческого «человек»).
Многие ученые, в том числе и такой выдающийся астрофизик, как Фред Хойл, считают, что физические параметры Вселенной подтверждают веру в Творца, создавшего мир и человека, который может наблюдать этот мир.
Имеет ли смысл вводить антропный принцип в историю?
А разве он не действует? Разве Божественный План не включает в себя свободную волю и выбор человека и не готовит его к финальной битве добра и зла?
В конце 45 или в начале 44 года до P. X. взамен десятилетнего диктаторства Цезарь получает диктаторство пожизненное. Его современники могли бы сказать, что в Цезаре можно увидеть «римскую идею» состязательности в ее абсолютном воплощении. Действительно, всего он добился сам, проходя сквозь испытания, рискуя, иногда проигрывая, никогда не отходя от осевой линии своей карьеры. Стремление к высшей власти, естественное для римлянина, в чрезвычайных обстоятельствах гражданских усобиц потребовало чрезвычайного ее сосредоточения в одних руках.
Но человек слаб, а Цезарь в какой-то момент возомнил себя богом.
Возможно, его честолюбие подогревала Клеопатра, перебравшаяся к нему в Рим вместе с сыном, Цезарионом, и братом Птолемеем, другим, не тем несчастным соправителем, утонувшим в реке. Привычка обожествлять своих правителей при жизни на Востоке было делом обычным, когда те же нравы попытались ввести в Риме, гражданам это не понравилось. Не исключено, что они спокойно отнеслись бы к его обожествлению даже при жизни, чего не делали его наследники, обожествляемые после смерти. Одним богом больше, одним меньше — для язычника не так уж и важно. Их больше смущали поползновения на царскую власть.
Беспорядки и хаос гражданской войны быстро забылись, благодарность — качество редкое, особенно благодарность помилованных врагов. Исподволь сеялось недовольство. Не без причины — Цезарь давал повод для раздражения.
«Мало того что он принимал почести сверх всякой меры: бессменное консульство, пожизненную диктатуру, попечение о нравах, затем имя императора, прозвание отца Отечества, статую среди царских статуй, возвышенное место в театре, — он даже допустил в свою честь постановления, превосходящие человеческий предел: золотое кресло в сенате и суде, священную колесницу и носилки при цирковых процессиях, храмы, жертвенники, изваяния рядом с богами…» [113]
113
Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М.: Наука, 1964. С. 29.
Сторонники Цезаря подталкивали его сделать последний шаг, отделяющий от царской власти. Да и сами пытались склонить горожан призвать его на царство. Попытки, надо сказать, были неудачными.
В феврале 44 года до P. X. во время одного из праздников Цезарь восседал на том самом золотом кресле, вызывавшем неприятные ассоциации с царским троном. Одним из ритуалов праздника являлась беготня полуголых жрецов с кнутами. Их возглавлял Марк Антоний, который был не только консулом, но и жрецом. И вот Антоний выходит на форум, перед ним расступаются, он протягивает Цезарю корону, обвитую лавровым венком. То ли Антоний поскупился на группу скандирования, то ли вообще об этом не подумал, но его жест вызвал лишь несколько жидких хлопков. А вот когда Цезарь отверг корону, народ наградил его бурными аплодисментами. Вторая попытка Антония вызывает ту же реакцию — слабые хлопки и овация после вторичного отказа.
Судя по реакции Цезаря, он явно был в курсе этой акции или же попросту предоставил льстецам и прихлебателям свободу действий.
«Цезарь встал со своего места и приказал отнести корону на Капитолий. Тут народ увидел, что статуи Цезаря увенчаны царскими коронами. Двое народных трибунов, Флавий и Марулл, подошли и сняли венки со статуй, а тех, кто первыми приветствовали Цезаря как царя, отвели в тюрьму. Народ следовал за ними с рукоплесканиями, называя обоих трибунов «Брутами», потому что Брут уничтожил наследственное царское достоинство и ту власть, которая принадлежала единоличным правителям, передал сенату и народу. Цезарь, раздраженный этим поступком, лишил Флавия и Марулла власти». [114]
114
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М.: Наука, 1994. Т. II. С. 197.
Трудно сказать, был ли в это время уже составлен заговор, или реакция публики подтолкнула недовольных к консолидации. Да это в принципе и не важно. Цезарю вскоре предстоит убедиться, что милосердие к поверженным врагам делает из них врагов, лишенных милосердия. Что же заставило его друзей и соратников пойти на предательство? Элементарная зависть, понимание, что быть на вершине власти им никогда не удастся при живом диктаторе? Даже если бы совершенно фантастическим образом мы смогли бы перенестись в прошлое и поговорить с ними, то, скорее всего, услышали бы высокие слова о свободе и Республике, о злодеяниях тирана и добродетели его противников, пекущихся исключительно о благе римского народа. То есть ничего нового — во все века за словами прекрасными таились дела ужасные.
«Составили этот заговор главным образом двое: Марк Брут, по прозвищу Цепион, сын Брута, погибшего при диктатуре Суллы, перебежавший к Цезарю при Фарсале, и Гай Кассий, передавшийся Цезарю с триерами на Геллеспонте. Оба они были сторонники Помпея; к ним присоединился еще из наиболее близких Цезарю лиц Децим Брут Альбин. Все они пользовались у Цезаря почетом и доверием. Им он давал и самые значительные поручения: так, отправившись на войну в Африку, он передал им командование войском и управление Галлией: Трансальпийской — Дециму, Цизальпийской — Бруту». [115]
115
Аппиан. Римские войны. СПб.: Алетейя, 1994. Гражданские войны. II, гл. 111.