Ч. Ю.
Шрифт:
— Даша, вы читали киносценарий Рене Клэра «Красота дьявола»? Там герою в зеркале — слышите, в зеркале это гораздо серьезней — была предсказана вся его судьба. Вся. А он взял и не пошел на то свидание, которое должно было изменить его жизнь. Вы тоже можете не ходить на свидание, назначенное судьбой.
— А… этот визит к художнику… — спросила Лида, умненько глядя на Виктора снизу вверх. — Этот визит не роковой?
Она ничего, эта Лида. Просто девушка должна быть чуть поглупей.
— Думаю, что обойдется!
— Ну и отлично! —
— Побежали, Дашутка, — попросила Лида. — Или ты останешься?
— Нет, что ты.
— Ну так до пятницы, девочки?
— Ой, не знаю… — запнулась Даша.
— Да что вы, там будет интересно, вот увидите. Пятница, в пять. Вот на этом месте. Идет?
— Посмотрим!
В новой квартире — совершенно новенький ярко-красный телефон на длинном шнуре. Его таскают все по очереди для сугубо личных разговоров. Чаще всего за ним охотится Ася. И не то чтобы ей надо позвонить. Она ждет звонка:
— Витька, это меня!
— Тоня, Тоня, если меня, то я дома!
— Я слушаю! Да, Николай Николаич!
Ник. — Ник. (так прозвал его Виктор, прозвал исключительно для того, чтобы легче перейти потом к другому прозвищу — Ниф-Ниф, по имени одного из трех диснеевских поросят) — это Асин профессор, которого надлежит сделать мужем. Дух его постоянно реет над домом. О нем говорят, его ждут, на него досадуют… Это прямо-таки изумляет Виктора: приземистый, толстоватый мужичок с носом и глазами малых размеров, он действительно чем-то напоминает Ниф-Нифа, а заодно и обоих его братьев. Хм! А красавица Аська хочет стать его женой. Чудеса! Вот, пожалуйста: причесалась, подкрасилась, надела выходное платье, а сверху халат, чтобы Виктор не заметил, не обсмеял. Ждет.
— Виктор, если позвонят по телефону, я сейчас.
— Ладно, ладно, иди куда собралась.
— Перестань!
— А чего. Имеет же право человек сходить в уборную.
Виктор забирает телефон в кухню, ставит чайник на плиту. Из духовки зазывно пахнет ванилью и печеным тестом. Ах, Ася, Ася! Кругом расставила сети!
Почему это в последнее время Виктору постоянно хочется есть? От роста, что ли? Клетки растут, требуют, как говорил когда-то доктор Вихроватый, «подвоза питания». Виктор начал было думать об этом «подвозе» из духовки, но тут взрывается телефон. Виктор хватает трубку.
— Але! — радостно орет он. — Асю? Позвоните попозже. Ну, минут через пятнадцать — двадцать. Нет, не ушла, она в уборной. Не стоит благодарности.
Ася разъяренной тигрицей влетает в кухню.
— Не стыдно тебе?
— Он сказал «спасибо». Честное слово!
— Предатель, вот ты кто!
— А чего? Он же будет твоим мужем, а ты хочешь сделать вид, будто никогда…
— Замолчи! Почему двадцать минут?
— Я один раз засек. Точно!
— Замолчи!
— Молчу.
Выходит мама в очках, с книгой. При ней Ася начинает всхлипывать. Но мама делает вид, что не замечает. Она очень даже умеет прикидываться.
Виктор ставит чашки и разливает чай. Он глазами показывает Асе на духовку. Она грозно сдвигает брови. Виктор пожимает плечами: нет так нет.
— Чувство юмора, — серьезно начинает он застольную беседу, — отличает человека от животного.
— Для некоторых это отличие — единственное, — успевает вставить Ася.
— Браво! — наклоняется к ней Виктор и тотчас же — к матери: — Мам, тетушка назвала меня животным… Грязной тварью! Мама, Ася меня оскорбила!
— Ты мне надоел, — этаким терпеливым голосом отвечает мама, не поднимая головы. — Попил чаю — иди занимайся.
— Мама за тебя, — шепчет Виктор Асе и уходит в свой чулан. О господи! Надо заниматься.
Ася собирает со стола посуду, составляет ее в раковину мойки.
— Тоня! Антонина Викторовна!
— М? — отзывается мама, закладывая книгу очками. — Слушаю тебя, Асенька.
— За мной должен зайти Николай Николаич. Ты с ним поласковей, а?
— Разве я что? — удивляется мама.
— Нет… Просто Виктор так задирается.
— А… уравновесить. Нивелировочные работы. — И вдруг смеется: — А правда, он носит ботинки на каблуках? Витька говорит.
— Тоня, это глупейшая ложь. Ведь он не меньше меня. Тоня, во мне метр семьдесят, я высока для женщины.
— Все вы молодые высоки да голенасты.
— Точно. А он — другое поколение.
— Да, да, голодное военное детство.
— Что тут смешного?
— Я и не смеюсь.
Мама не смеется. Ей, вероятно, немного надоела эта затянувшаяся брачная история. Ей, может, хочется почитать, а не обсуждать проблему роста в узкосемейном масштабе. Виктор это понимает. Но ему еще и просто весело.
— Ася! — кричит он из маминой комнаты, куда выполз с учебником из стенного шкафа. — Ася! По той стороне улицы мечется некто в шляпе. Ты знаешь второго человека, который носил бы шляпу? Да еще при таких ушах!
Ася сбрасывает халат, припудривает нос в коридоре перед зеркалом, накидывает пальто. В это время у двери звонят.
— О, вы уже готовы, Ася! — Низкий ласковый голос восторженно вздрагивает.
— Да, побежали. Впрочем, может быть, чаю?
— Спасибо, не хочу.
Дверь захлопывается.
— Во втюрился! — выкликает Виктор. — Мам, а почему он не женится?
— Не знаю.
— А я знаю. Не решается предложить. Ой, дивное диво. Профессор, да? Голова, да? Мам, профессора любят дурочек, верно? Я тоже женюсь на идиотке.
— Для этого тебе еще надо стать профессором.
— Но игра стоит свеч, верно?
— Особенно перед выпускными экзаменами, — замечает мама.
— Ах, да, мам, тут есть над чем подумать.
Она что-то сердится. Виктор этого ужасно не любит.
— Мам, ну чего ты?