Чао, Италия!

Ганапольский Матвей Юрьевич

Так вот, этот священник легко и просто объяснил смысл отверстия. Понимаешь, сказал он, когда церковь освятили, то черти куда-то должны были вылететь, не так ли?

Я считаю это объяснение гениальным.

Что касается сливных отверстий внизу и дождя – знаешь, там такая плотная подушка воздуха и все рассчитано так, чтобы воздух вырывался наружу с такой силой, что только при каком-то невероятном ливне какие-то жалкие капли могут попасть вовнутрь.

Но давай, собственно, скажем несколько слов о предназначении Пантеона.

Пантеон –

это место для памяти.

Там есть несколько захоронений, среди которых наиболее знаменитое – это могила Рафаэля.

Кстати, говоря об охране древнеримских памятников и их разграблении на «законных основаниях», нужно сделать небольшое отступление.

Когда строили Собор Святого Петра, то одним из ведущих строителей был Джан-Лоренцо Бернини.

Так вот, Бернини посмотрел на Пантеон и попросил разрешения у Папы… снять с него бронзу, чтобы в новом соборе построить знаменитый алтарь-шатер и поставить его в центре Собора.

Вот где бронза с Пантеона.

Получился шатер на четырех колоннах.

Кстати, четыре колонны алтаря формой повторяют, по преданию, колонны храма царя Соломона в Иерусалиме.

Так вот, когда ты подходишь к Пантеону, представь себе, что его купол выложен бронзой. Дай волю фантазии, чтобы увидеть это великолепие.

Кстати, Папа Урбан VIII был из рода Барберини, и итальянцы придумали пословицу, которую Пушкин записал в свой table-talk:

«Quod non fecere Barbari, fecere Barberini» – «Что не сделали варвары – сделали Барберини».

Так что на Пантеон давно смотрели как на источник полезных ископаемых.

С фронтона содрали бронзу для одних нужд, с купола – для других, чуть ли не для пушек.

Важно, однако, отметить другое: какой-то статус «дома всех богов» он все же сохранил.

Красавчик Рафаэль и злобный Микеланджело

Но вернемся к Рафаэлю, захоронение которого в Пантеоне глубоко символично.

Если можно употребить в данном случае советскую лексику, то он был первым в истории комиссаром по сохранению ценностей прошлого, причем его комиссарить назначил лично Папа.

Рафаэль, он ведь, как Моцарт, сделал столько, что уму непостижимо.

Он прожил тридцать семь лет и оставил после себя школу живописи, школу мозаичного дела в Ватикане и еще школу ковроткачества. А еще он был, как уже говорилось, комиссаром по охране памятников.

Но, главное, он, конечно, был гениальным художником, потрясающим по легкости.

Трудно даже себе представить, но именно в Италии эти гении жили в одном времени, а иногда даже в одном городе.

Можно представить себе это столкновение талантов, амбиций и ревности.

Они же все знали друг про друга.

Ведь Рафаэль был бельмом в глазу у Микеланджело, которому все давалось с огромным трудом. Микеланджело был трудягой, но ему все время приходилось заниматься не своим делом. Он считал себя скульптором. Он ненавидел себя за то, что не мог отказать Папе и согласился расписать Сикстинскую капеллу.

Он лежал на строительных лесах под самым потолком с кистью в руке, ведь никому нельзя доверить, в такой работе, не то что расписать какой-то малозначимый проект, а даже смешать краски. Краска капала ему на лицо, из-за пыли невозможно было дышать. А потолок огромный, еще расписывать и расписывать.

А Рафаэль?

Сделал маленький женский портретик – и пошел довольный с цветком в петлице…

Восхищаться этими гениями можно, глядя на их картины, но восхищение возрастает вдвойне, когда ты понимаешь, что они были живыми людьми со страстями и эмоциями и, во многом, творили наперекор этим страстям.

Микеланджело, например, он ведь был ревнив к чужой славе, внимательно следил за тем, что делают коллеги, и прекрасно умел считать деньги.

Он знал, кому и за что платит папа, и считал всех своими соперниками.

Представим себе – Микеланджело с черным лицом злобно жалуется какому-то другу, что полчаса назад у него перехватили заказ!..

А вот он объят приступом ярости, когда узнает, что именно Рафаэлю поручили расписать виллу Фарнезе на той набережной Тибра, которая теперь, конечно же, называется набережной Рафаэля.

Вилла Фарнезе принадлежала графу Киджи, финансисту папского двора. Кстати, основная резиденция Киджи – это нынешний дворец итальянского правительства.

Но давай представим Микеланджело, который так трепетно и с таким трудом выбирал сюжет для своих работ.

Он, который считал, что великому полотну должен соответствовать великий замысел.

Он, который знал наизусть Данте и выбрал сюжетом для Сикстинской капеллы Страшный суд, отразив в композиции дантову структуру загробного мира – Ада, Чистилища и Рая.

И в один прекрасный день он узнает, что граф Киджи поручает именно Рафаэлю, этому мальчишке, расписывать главную стену своей виллы.

Конечно же, ему было страшно интересно, что выбрал Рафаэль сюжетом для своей работы.

И вот Микеланджело, уже почтенный старец с седой бородой, переодевается в продавца воды и приходит на стройплощадку в обеденный перерыв.

Рафаэля нет на месте.

Микеланджело пробирается к фреске и смотрит набросок.

И он видит, что это обыкновенный ландшафт!..

Тогда Микеланджело берет с пола кусок угля и внизу фрески рисует кудрявую голову ребенка. Потом поворачивается и с усмешкой уходит.

Нам это кажется просто шуткой, но это была шутка гения.

Причем шутка, непонятная только нам, потому что когда через час вернулся Рафаэль и увидел рисунок, то, помрачнев, он сразу спросил: «А что, здесь был Микеланджело?!»