ЧАО — победитель волшебников (сборник)
Шрифт:
— Что здесь, Уважаемый? — спросил Абдул-Надул.
— Испытание первое, — ответил Попугай.
— Остроумие, Милейший из Смотрителей, — украшение твоего характера, — почтительно произнес Абдул-Надул. — Однако мне ты можешь открыть истину сразу…
— Я сказал правду.
— Позволь, но какое же это испытание?! — усмехнулся Великий Рассказчик. — Не пытают, не бьют, не поджаривают пятки и не купают в кипящем масле!…
— Здесь подвергаются искушениям чувства человека, его наклонности и желания, короче все то, что называют его Внутренним Миром… Я понятно объясняю?
— Как в музее! — уверил его Пожиратель Халвы. — В таком же духе будут и остальные испытания, Уважаемый?
— Да.
— Наконец-то я попал куда надо… Присядем?
Они расположились в одной из беседок, и Абдул-Надул с сожалением вздохнул:
— Жаль, нет возможности покурить…
И тут же перед ним появился кальян! Мудрейший из Мудрых с наслаждением затянулся, мастерски пустил витиеватую струйку дыма и сказал:
— Тут все располагает к покою и одиночеству, о которых мечтают в пиковые часы пассажиры московского метрополитена. Мне однажды довелось попасть в тот людоворот… Лестница сама подхватила меня и потащила вниз на глубину нескольких километров, потом кинула в объятия десяти дивизий потомков Чингисхана, которые принялись вытряхивать из меня то, что ты назвал, Уважаемый, Внутренним Миром… Они были подлинные мастера своего дела, и если мало преуспели, то лишь оттого, что я ничего не скрываю от окружающих внутри себя, а имею на себе — снаружи. Правда, халат достался им в виде трофея, еще чувяки и мой пояс, но тюрбан остался при мне, ибо я держался за него обеими руками, беспрерывно творя молитвы… Так вот то — Испытание, скажу я тебе!… Но что это за люди, вон, невдалеке от нас?
И он указал дымящимся мундштуком на нескольких незнакомцев, которые бродили по дорожкам сада, наталкиваясь друг на друга, на деревья, на цветочные клумбы, и вытянутыми руками ощупывали пространство вокруг себя. Их безжизненные лица внушали удивление.
— Это те, кто ценит личный покой и отрешенность от мирской суеты превыше всего, — объяснил Попугай. — Они ослепли…
— …Жаль, но не всегда есть вокруг то, что радует глаз.
— Их обоняние притупилось…
— В некоторых случаях это даже неплохо.
— И они оглохли…
— Лишились слуха?! — огорчился Великий Рассказчик. — Тогда идем, нам здесь нечего делать…
5
…Вначале явились вкусные запахи, потом Абдул-Надул окунулся в море света и медленно пошел вдоль столов, накрытых белыми, как летние облака, скатертями. На столах — множество блюд из фарфора, дерева и металла, а на блюдах всевозможные яства, от мясных котлет до пирожных: миндальных, песочных, с заварным кремом, в общем — каких душа пожелает! В хрустальных вазах переливается через край чистый, как янтарь, липовый мед. Тянучки, ириски, соевые и шоколадные батоны разбросаны в беспорядке среди блюд и ваз. А один столик целиком сделан из ореховой халвы и держит на себе гору рахат-лукума.
— Благодарение создателю Страны Испытаний! — обрадовался Пожиратель Халвы и, присев к столику, принялся уничтожать рахат-лукум. — Я бы с должным старанием съел и этот стол из ореховой халвы.
— На здоровье!
Некоторое время Пожиратель Халвы молча усердствовал. А когда съел последнюю ножку вкусного стола, облизал пальцы, стряхнул сладкие крошки с бороды и мечтательно произнес:
— Вот теперь бы неплохо возблагодарить желудок прохладительным напитком…
И тут же перед ним появился кувшин с родниковой водой.
— А получше ничего нет? — спросил Мудрейший из Мудрых.
На месте кувшина уже стояла бутылка «Крем-соды».
— Еще лучше…
«Крем-сода» исчезла, и появилась бутылка с надписью: «Пепси-кола».
— Ну, а лучшее из лучших?…
И тут перед Мудрейшим из Мудрых невидимая рука поставила прохладную бутылку московского хлебного кваса и прозрачную кружку. Отведав напиток, рекомендованный волшебными силами, Абдул-Надул зажмурился, глубоко вздохнул, прищелкнул языком и сказал:
— Клянусь свободным временем моего двоюродного дяди, который родился пенсионером, ибо всю жизнь за него работал его отец, лучшее, что придумали люди, — это ореховая халва, пуховая подушка и этот вот московский хлебный квас!…
Затем он сделал несколько затяжек из кальяна и спохватился:
— Да! Что ж это я? Нельзя лениться в таком деле! — Он хлопнул в ладоши и приказал: — Халвы!
Слуги принесли тяжелый ящик и распаковали его.
— Мне можно уйти? — спросил Попугай.
— Почему, Уважаемый?
— Вы же остаетесь здесь? Вас устраивает сладкая жизнь…
— Все может быть, но побудь еще, вдвоем веселее.
— Как вам угодно.
Одолев принесенную халву, Абдул-Надул приказал повторить… Потом еще и еще… Но настала минута, когда молчаливые слуги виновато развели руками в знак того, что запасы халвы иссякли.
— Так быстро? — расстроился Пожиратель Халвы. — Тогда нам и здесь нечего делать! Идем, Уважаемый!
6
Они вошли в помещение, похожее на больничную палату. Кругом — кровати со спящими людьми, а возле каждого на тумбочке — резиновые часы!
— Это что? — деловито осведомился Абдул-Надул.
— Здесь — любители поспать. У каждого свои резиновые часы, и они растягивают время по своему желанию.
— Идем, это не по мне. Я теперь совсем не сплю, однажды отоспавшись целую неделю.
7
Попугай повел Мудрейшего из Мудрых узким и столь низким ходом, что пришлось согнуться чуть не вдвое.
— Ну что ж, — сказал Абдул-Надул, — воздадим этим долгим поклоном должное твоему хозяину, Уважаемый.
Но вскоре Попугай почему-то пропустил Великого Рассказчика вперед. Дул сырой ветер, сверху капала вода, а стены подземелья лаково поблескивали влагой.
— Так можно и простудиться, — недовольно буркнул Абдул-Надул, плотнее запахивая халат.
— Уже скоро… — подбодрил его Попугай.
— Мужчина есть самое нежное создание аллаха и нуждается в заботе, как цветок, Уважаемый. Он неутомим лишь в бою и в беседе…
Но тут Абдул-Надул вышел на светлую цирковую арену с высоким куполом и, кряхтя, выпрямился. Откуда ни возьмись, на манеж выскочил могучий косматый лев да так зарычал, что облачко пыли вмиг окутало его. То ли от неожиданности, то ли потому, что действительно схватил простуду, Великий Рассказчик оглушительно чихнул. Лев дрогнул, поджал хвост и трусливо покинул место столь неудачной для него встречи.